Но она ничего не ответила, продолжала смотреть на меня совсем темными в слабом свете луны глазами.
— Ну, — сказал я. — Я не очень-то соображаю. Интересного ничего не скажу.
— Только не словами какого-нибудь философа, — попросила она так нежно, что я не удержался и погладил ее по волосам. Они были очень мягкие. В слабом белом свете было вовсе не видно, что она старше меня. Красотка Клодия казалась совсем девчонкой.
И я сказал:
— То, что делается без усилий. Вернее, то, что случается, когда перестаешь прилагать усилия, чтобы этого не случалось. Ты меня понимаешь?
Далеко не лучшая речь великолепного Марка Антония, без фирменных цветастых метафор и сальных шутеек, но Клодия Пульхра оценила то, что я сказал.
— Так не прилагая усилий, чтобы не впускать в мир зло, мы виноваты в его появлении?
В ушах у меня шумело, и нос почему-то заложило. Я сказал:
— Я думаю, что люди делают злые вещи, потому что они перестают следить за собой. И то же самое — боги. Боги забывают о том, что мы маленькие и хрупкие, и случаются всякие моры, землетрясения и прочее. Я делаю зло, когда забываю о человечности других.
— Ты говоришь о Фадии?
Я разозлился и решил толкнуть ее в воду, но Клодия сказала:
— Тшшшш! Ты помог мне, я помогу тебе. Значит, тебе плохо, и ты перепил?
— Со мной случается, — сказал я, но не успел я вывернуться, как она принялась гладить мои губы. Клодия делала это так ласково и нежно, что я закрыл глаза от удовольствия, но, в то же время, в ее ласке не было ничего сексуального. Я быстро привык к ее нежности и расслабился, а она резко засунула мне пальцы в рот и стала гладить мой язык.
— Ты чего? — сказал я невнятно, но Клодия покачала головой, а потом сунула пальцы мне в горло, я оттолкнул ее, и меня стошнило.
— Твою мать.
— Вот, — сказала Клодия безо всякой брезгливости. — Теперь ты можешь пить дальше.
И действительно, всякий раз после того, как тебя стошнит — приходит замечательнейшее облегчение, исчезают все страдания и заботы.
Клодия подозвала рабыню, взяла у нее что-то и сказала:
— Открой рот.
— Второй раз я на это не куплюсь!
Тогда она разжала кулак и показала таблетку на ладони, в спрессованном белом порошке были темные крапинки, на таблетке кто-то выцарапал солнышко.
— Что это?
— Экстази, — ответила она. Я что-то такое о чем-то таком слышал, поэтому открыл рот, и она положила таблетку мне на язык.
— Глотай.
Мы с ней пошли обратно, и я спросил ее:
— А что будет?
— Станет очень хорошо, — пообещала Красотка Клодия. — Подожди немного.
— А зачем ты спросила меня про зло?
— Ты так винил себя, я думала, ты что-то про это знаешь, — сказала она. — Ты меня впечатлил.