2. Совершить там таинство, о котором все на самом деле и без того знают, что там такое делается.
3. Круто бегать в козлиной шкуре и стегать дамочек ремнями из нее же.
4. Дамочки верещат!
5. Трахнуться в роще с какой-нибудь милой девушкой, в конце-то концов. И даже не с единственной.
Эротическая история во время Луперкалий это совсем другое дело, чем рабыни и вольноотпущенницы. Кстати, Эрот мою затею не одобрял. Он предостерегал меня: придется мне иметь дело с чьим-нибудь очень недовольным папочкой.
— Отвали от меня срочно, — говорил я. — Я — жрец бога плодородия!
Эрот, может быть, хотел сказать, что не жрец я бога плодородия, а идиот и придурок, но, с присущей ему осторожностью, молчал.
Ну, что я могу сказать? Рисовавшееся в моей голове было прекрасным, но неточным.
На самом деле подготовка к Луперкалиям оказалась настолько мучительной и серьезной, что за свою честь побегать полуголым перед девчонками я заплатил сполна.
Тренер наш, выражусь так, был человеком серьезным. Он говорил:
— Я прошел не одни Луперкалии и знаю, для чего вы здесь собрались, молодежь!
О, он не питал по этому поводу никаких иллюзий.
Среди луперков того года было множество моих друзей и, да, план у нас был один.
И тренер его не одобрял. Как же его звали? По-моему, он был из Эмилиев, но точно мне уже не вспомнить. Так или иначе, тренер был крепкий старик с вечно слезящимися от солнца синими глазами (будто провел в пещере Луперкал все эти годы) и зычным голосом.
Он орал на нас постоянно. Примерно в таком духе:
— Вы пришли сюда, чтобы охмурять девчонок?! Нет! Вы пришли сюда, чтобы бегать до изнеможения, свежевать козлов и есть их внутренности!
— О как, — сказал я. — Я люблю есть внутренности. И бегать.
Тренер Эмилий ткнул меня в грудь длинным, не по-стариковски ровным пальцем.
— Надо же, — сказал он. — Какое совпадение.
И с тех пор мне доставалось еще больше, чем моим товарищам по несчастью. Тренер не жалел никого.
У него был красный свисток, который и ныне иногда еще находит себе место в моих снах. Эмилий дудел в него с рассвета до заката, гоняя нас по, так сказать, пересеченной местности. Больше всего на свете я боялся, что сотрутся подошвы моих славных кроссовок, потому что, казалось мне, за все время подготовки к празднику, я не остановился ни на единую секунду. Я бегал даже во сне.
И оглушительный свист догонял меня всюду, нигде в Риме от него невозможно было спрятаться.
— Ну как? — спрашивал Публий, когда я приходил домой и падал на кушетку.
Что-то мне подсказывало, что и у Публия в его время был не менее жесткий тренер. Судя по возрасту Эмилия, может, и он самый. Может, Эмилий тренировал людей еще при царях.