— Жри, — снова повторяю я и бросаю.
Попадаю в расстёгнутый ворот белоснежной рубашки. Часть начинки заваливается за шиворот, часть расплывается жирным пятном по ткани.
— Света! — испуганно выкрикивает мама.
А Толик смеётся. Громко, заливисто. Я первый раз слышу его смех. И вдруг тоже начинаю хохотать.
— Ты сумасшедшая, — говорит Антон, отряхиваясь.
— Вот и не езди больше сюда! Не железная я, понятно!
Развернулась и выскочила из кухни. Пока обувалась, тревожно вздрагивала — боялась, что он побежит за мной. Бубнила, извиняясь, мама. Наверняка ещё рубашку ему стирать будет. В коридор вышел Толик. Улыбнулся чуть виновато.
— Все хорошо, — сказала я ему. — А конфету мы с тобой потом съедим. Попроси пока пирожок у тети Тани. Там ещё есть.
Подхватила сумку и выбежала из квартиры. Сердце колотилось где-то в горле, казалось, что сейчас просто разорвет мою плоть одним из ударов. И уж тогда-то я точно сдохну. Торопливым шагом я завернула за угол здания, пересекла двор и снизила темп. Теперь не догонит никто. Зашла в ближайший магазинчик, купила банку пива, пачку сигарет, зажигалку. Села на лавку, открыла пиво и сделала большой глоток.
— Ты жалкая неудачница, — произнесла вслух громко. — И начинающая алкоголичка.
Пиво было холодным. Настолько, что уже было неважно, какое оно на вкус. Открыла пачку сигарет, вытянула первую, сломав её дрожащими руками. Проклятье. Вторая извлеклась без проблем, я закурила, жадно вдыхая терпкий дым. И вот тогда позволила себе думать.
Какого хрена? Зачем он приехал? Что хочет доказать и кому? Себя хочет обелить?
Как объяснить ему, как себе объяснить, что мы теперь чужие? Не воротить, к сожалению, ни сказанного, ни сделанного. Ещё бы понять это…самой.
Пиво в жестянке быстро нагревалось от моих рук и солнца. Алкоголь не приносил облегчения, это я уже проходила. Точнее пыталась пройти, но финишировать достойно мне не позволил Руслан и его собака. Блин, вспомнила же. Беда с этим мозгом. Не понос, так золотуха. Не один мужик, так другой.
Один упрямо, до последней родинки свой и родной. Который должен стать чужим, обязан. Ибо между нами столько слов и поступков, что жить дальше, просто сделав вид, что ничего не произошло, не получится. Надо только самой привыкнуть к тому, что у меня нет мужа. К этому должен привыкнуть Антон. Даже мама моя.
Второй мужчина был чужим всегда. Несмотря на то, что наши родители любили друг друга. Любили горячо, трепетно, по-настоящему. Но даже у их любви не хватило сил, чтобы хоть примирить нас с существованием друг друга.
А я, глупая, безвольная женщина, продолжала думать. Причём, об обоих этих мужчинах. Мозгов у меня ни на грош. И выхода из этой ситуации нет. Только жить дальше, терпеть. Надеяться, что все это дерьмо однажды закончится.