ОН.
От неё вправду пахло пирогами.
Это было забавно и очень странно. Я некстати вспомнил, что уже очень давно не ел, и желудок протестующе сжался. И давно не танцевал вообще. А с такими аппетитно пахнущими женщинами подавно. Подумал было о колене — да хрен с ним, не развалюсь за один танец.
Мышка потрогала мою шею. Клянусь, специально. А потом ещё раз.
— Ты меня трогаешь? — поинтересовался я.
— Просто ты ерзаешь, — прошипела она чуть слышно.
Смотрела строго вперёд, не поднимая глаз. Музыка набирала обороты, это было до жути странно — танцевать с ней. Скажи мне кто лет пятнадцать назад, не поверил бы.
— Вы просто созданы друг для друга! — завопел танцор, которому не то что яйца, даже живот не мешал.
Мышка споткнулась и наступила на мою ногу. Слон от бога, надо же умудриться при таком смешном весе и в мягких кедах так отдавить несчастную конечность. Кстати, ту же несчастную, жизнью обиженную ногу.
— Ещё один такой финт, и будешь танцевать сама, — предупредил я.
Она предпочла не отвечать. Около минуты мы танцевали молча, затем она — специально! — наступила мне на ногу. Я дёрнул её на себя, совсем чуточку, но она сбилась с шага и наступила мне на вторую ногу. Блядь!
— Так не пойдёт! — проорал толстяк.
Я выпустил Мышкину руку, она отступила от меня на шаг. Глаза блестят, грудь рассержено вздымается. Прекрасно! Ноги отдавили мне, а злится она. Я уже и забыл, что даже Мышь может быть типичной женщиной. Что она вообще женщина. Хотя вру, да. Я рад, что на ней лёгкий кардиган, не будивший во мне никаких абсолютно желаний.
— Вы можете танцевать лучше, — начал толстяк. — Ваши тела созданы друг для друга.
Я как раз отпил воды из бутылки, пользуясь перерывом, но на последних его словах просто поперхнулся и закашлялся. Толстяк похлопал меня по спине, я поблагодарил его, глядя, впрочем, на Мышку. Та глазела на белые носки своих кед, словно ничего интереснее в жизни не видела.
— Вы можете танцевать лучше, — повторил толстяк. — Если бы не пытались стоять друг от друга на расстоянии вытянутых рук. Что это такое?
Я вдруг почувствовал себя словно в школе, пойманным на невыполненном домашнем задании, вынужденный оправдываться. Вот только годы уже не те. Не хотелось оправдываться, но и грубить не хотелось тоже — я помнил, что это Маринкин день. Надо просто станцевать этот танец, как я делаю нелюбимую работу. Перетерпеть.
— Невеста!
Маринка, которая сидела на своём столе ниже травы, тише воды вытянулась в струнку. Толстяк склонился перед ней в изящном пируэте, а потом под ручку потащил к двери.