Оторвавшись от рассматривания всего этого добра, вновь обратила свой взор на помещение в котором находилась, вот только рассмотреть его полностью мне не удалось — помешала занавеска, что раздела комнату на две части. Надо полагать, хозяин дома так сделал, чтобы поделить свое жилище на зоны: рабочую (с теми самым склянками и прочим алхимическим скарбом) и жилую, которая сейчас была скрыта от меня той самой занавеской.
Не без опаски я двинулась вперед и осторожно отогнула кусок ткани, который захрустел под моими пальцами, как бывает с бельем после стирки, которое хозяйки вывешивают сушиться на улицу в зимнее время.
Проскользнув в образовавшееся пространство, коротко огляделась, да так и замерла на месте, глядя на закоченевшую фигуру хозяина дома, сидящего на стуле с высокой спинкой, что стоял возле деревянного стола.
Это был уже глубокий старик, и внешне он скорее напоминал одну из восковых фигур, что можно увидеть в музее, нежели реального, пусть уже и умершего человека. Тело мужчины, в отличие от всего, что находилось в доме, не покрывала изморозь, что показалось странным. Но еще больше удивило то, что даже после смерти, тело хозяина дома сохранило ту же позу, в которой тот пребывал, пока был жив. Ведь по идее тело старика должно было упасть на пол в тот момент, как его покинула жизнь. Однако этого почему-то не произошло.
С трудом отведя взгляд от самого умершего, посмотрела на стол, где лежала раскрытой то ли книга, то ли какая-то рукопись, на которой возлежали безвольные руки старца. Рядом с его правой кистью, я увидела перо и чернильницу, из чего сделала вывод, что тот делал какую-то запись, в тот момент, когда его настигла смерть. И вот эта-та самая книга-рукопись, стала объектом моего интереса. Я подумала, что этот алхимик, травник, или кем там был хозяин данной избушки, мог записать какую-то важную информацию. Например о том, что произошло в соседней с ним деревушке, где вымерзло абсолютно все. Хотя, кого я обманываю? Этого старика, похоже, постигла схожая участь. Ведь тут все выглядело точно так же, как и в доме старосты, где мне довелось побывать не единожды. И потом, даже если предположить, что мужчина что-то успел записать в своей рукописи, то я все равно не пойму, что. Местной письменности я не знала. Вот если бы удалось встретить здесь кого живого, то, может, и получилось бы с ним поговорить. Ведь понимала же я как-то того оборотня и мага, что напали на меня, а они оба были выходцами из другого мира и вряд ли знали русский язык. Посему можно было надеяться, что при попадании в другие реальности, у меня будет возможность наладить контакт с аборигенами. А вот читать и писать на их языках, выйдет только если смогу выучить новую для меня письменность.