На ленских берегах (Переверзин) - страница 163

— Конечно, есть! — сказала женщина средних лет, полноватая, с головой, повязанной белым платком, одетая в серую юбку и светлую, видать, мужнюю рубашку с короткими рукавами. — А точно не назовёте максимальную сумму, которую можно будет заработать?

Анатолий Петрович быстро прикинул в уме необходимые цифры расценок с учётом премиальных и уверенно произнёс:

— Не менее двенадцати рублей!

— Это получается, из расчёта в месяц больше трёхсот! В три с лишним раза больше, чем я получаю в сельповской пекарне, мучаясь от жары, исходящей от раскаленной печи, не меньше, чем на солнечном зное! — довольно воскликнула женщина. — Да за такие деньги, честно говоря, я день и ночь готова не уходить с этого поля!

— Тогда что же мы стоим?! — поддержал её мужчина пенсионного возраста, но ещё очень даже крепкий, широкоплечий, выше среднего роста, с карими, прищуренными от солнца глазами, в синей клетчатой рубахе и кирзовых сапогах. — Где там управляющий, пусть скорей нас, страшно охочих до работы, расставляет по рядкам!

И, не дожидаясь управляющего, сам направился в поле, следом за ним — и остальные, воодушевлённо жестикулируя руками, на ходу разговаривая друг с другом. Провожая их радостным взглядом, Анатолий Петрович вдруг услышал, что к нему обращаются... Обернулся и увидел стоящего рядом со смущённым лицом главного бухгалтера Очирову.

— Слушаю вас! — сказал он.

— Простите, — сказала Алла Сергеевна, — но ведь вы знаете, что денег в кассе нет! Как же я выполню без них ваше распоряжение?!

— Очень просто! В последние полгода я жил один и, получая хорошую зарплату, смог скопить кое-какую сумму... Зная от вас же наши финансовые проблемы, захватил её с собой. Думаю, на несколько дней этих денег хватит, а там ещё чего-нибудь придумаем...

И, достав из внутреннего кармана куртки довольно толстую пачку ассигнаций, передал совхозному финансисту. Между тем Мария всё не появлялась. “Неужели точно решила уехать? Если это так, то я или в самом деле ничего не понимаю в женщинах, или предела самолюбию жены, действительно, нет! И всё же обидно не это, а то, что разум не может укротить гордыню!..” — с болью в сердце подумал Анатолий Петрович и с понурой головой вернулся к своим начатым рядкам. Но через совсем небольшое время, с головой уйдя в тяжкую работу, твёрдо надеясь во что бы то ни стало прополоть больше всех, вдруг услышал над собой прозвучавший тихо, но словно прогрохотавший громом средь ясного дня, уже успевший стать ему дорогим и милым голос жены:

— А товарищ директор со мной рядком не поделится?