Анатолий Петрович подошёл к самому краю довольно высокой бетонной стенки, крепко взялся за железные, окрашенные в тёмно-зелёный цвет поручни ограждения, но от одного взгляда, как в туманную бездну без дна, на плещущуюся внизу и стремглав несущуюся по течению тёмную воду с многочисленными воронками, засасывающими всё, плывущее вниз по течению — щепки, хвою, обломки досок — куда-то глубоко, в самое речное чрево, потрясённо, словно впервые в жизни, подумал: “Господи, если можно с чем-то сравнить непрерывное течение времени, так только с этой стремниной, остановить которую не под силу даже самым большим на свете — семидесятиградусным! — якутским морозам! А ведь она протекает круто с юга на север, то есть снизу вверх земного шара на протяжении более чем трёх тысяч километров! С ума можно сойти от сознания, какую же силу надо иметь для этого! Чудо какое-то! Но не менее важно другое — откуда она берётся?
Ответить, что всё дело в земном тяготении, было бы очень просто, да и не совсем верно! Так где же истина? Где?! Увы, увы, не знаю! А знаю ли я саму жизнь со всеми ее многочисленными горестями и радостями? Скорей всего, в полной мере нет! Иначе бы порой не уподоблялся людям, упрямо пытающимся изобрести свой велосипед, иными словами — учащимся, в конце концов, идти верным путем не на чужих, а на своих горьких ошибках, что, к сожалению, не говорит о моём большом природном уме. Нет, назвать себя дураком я никак не могу. Но тем не менее, всё страдаю и страдаю, то из-за одного, то из-за другого, словно хожу по какому-то заколдованному кругу бесконечных потерь... Вот и во второй брак с Марией, которая значительно моложе меня, бросился, как в омут с головой. И что теперь делать? Конечно, плыть дальше в стремительном потоке жизни, верней, надеясь, что женская мудрость покроет недостаток житейского опыта. Судьба так подстроила или жизнь так легла? А решкой или орлом? Проще всего на это, как всегда, ответить: “Время покажет!..” Но очень уж хочется, словно корни могучих деревьев в глубь почвы, прорастать мозгами в грядущее или хотя бы краешком глаза время от времени пытливо заглядывать за грань его, чтобы иметь возможность если не отвести суровую беду, то толком, основательно подготовиться к её вдохновенному отражению...
От напряжённой работы глубоких мыслей голова, как будто спьяну, закружилась. Чтобы вернуть равновесие, Анатолий Петрович, ещё крепче ухватившись за стальные поручни ограждения, несколько раз резко мотнул ею, полуосознанно говоря себе: “Ладно, философ хренов, по крайней мере, сегодня, чем глубже задумываешься о вечном, тем больше задаёшься непосильными вопросами. Тем самым, пусть не напрасно, пусть не в пустую, но всё же без заметных успехов тратишь драгоценное время, а ведь оно не стоит — летит, как быстрокрылый стерх, всё быстрей и быстрей, с только ему понятным значением! Да и ехать надо!..”