Довольная рассудительным ответом мужа, Мария, пленительно улыбаясь искрящимися глазами, обнажённо, солнечно воскликнула:
— Анатолий, какой ты милый!
И тотчас посмотрела на него с нежностью таким выразительным, томно-пьянящим горячим взглядом, что он тотчас утонул в нём со всей вспыхнувшей в душе, как порох, глубокой страстью...
На днях вторую комнату, единственное окно которой выходило в огороженный штакетником двор, было решено превратить в спальню. Для этой цели в неё перенесли кровать и, какой она ни казалась маленькой, ещё осталось свободное место для будущего бельевого шкафа и трюмо. Мария от природы была жаворонком: обычно ложилась спать рано и засыпала, едва положив голову на подушку, а Анатолий Петрович, наоборот, — совой и потому раньше двенадцати не отходил ко сну, и то лишь после обязательного тщательного обдумывания всего пережитого за день, а если всё не засыпал, то и завтрашнего. И в этот поздний вечер, верней, в начале ночи, он, ещё раз посмотрев с нежностью на супругу, заснувшую прямо в его расслабившихся объятиях, чьё милое лицо в лунных лучах, льющихся сквозь белую тюль, казавшееся нежно-матовым, было еще прекраснее, осторожно лёг на спину и, привычно закинув правую руку за голову, устремил взгляд в окно, словно там, в небесной выси, серебряно мерцающей ярким светом бесчисленных звёзд, хотел найти ответ, что же в самом деле случилось на работе в его отсутствие.
Но всё-таки, каким вихрем ни проносились в отяжелевшей голове разные тревожные мысли, в конце концов, сильная усталость взяла своё, и он заснул неспокойным сном. Поэтому ранним утром, на самой алой зорьке, когда проснулся, ему подумалось, что лишь малость дремал, и он, конечно, не смог сполна отдохнуть, тем более, что во сне перед мысленным взором проходили какие-то странные, чёрные, вихрастые видения, напоминавшие пляшущих и кривляющихся чертей... Во всём теле остро чувствовалась угрюмая, свинцовая усталость, словно и не было ночного отдыха, Тем не менее Анатолий Петрович, стараясь не разбудить, сладко спящую жену, осторожно поднялся. Но только стал не спеша одеваться, как за спиной услышал её сонный голос:
— Дорогой, ты без меня позавтракай, ладно?
— Нет проблем! Поспи ещё немного — время есть!
Зарождающийся новый день щедро обещал быть погожим: малиновое огромное солнце, поднявшись над горизонтом, светило ярко, весело, как праздничное лицо молодки на Масленицу, в сгустившейся за долгую ночь синеве, по краям с дымкой-туманом, величаво плыли в своём извечно строгом молчании легко клубящиеся, розоватые облака, с реки дул свежий, ещё прохладный ветерок, игриво шелестя начинающей темнеть листвой берёз и тополей, незлобиво покачивая верхними ветвями, на которых, рассевшись поудобней, свистели во все свои сладкозвучные дудки чижи и дрозды, и, стараясь не отстать от них в утреннем пении, заливисто, им в унисон свистели синицы и красногрудки.