На ленских берегах (Переверзин) - страница 40

На некоторое время отец то ли с грустью, то ли ещё крепче собираясь с мыслями, замолчал, смотря проникновенно в глаза сыну, словно хотел понять, дошли ли его наставнические слова до молодого сердца. Потом вдруг резко переменил тему разговора:

— Анатолий, у тебя всё хорошо?!

— Конечно же! Ну как я, сам подумай, могу жаловаться хоть на что-то, когда у меня такой прекрасный, умный отец!

— А тогда что такой бледный, осунувшийся? Словно вовсе и не на Кавказ летал на лечение, а на хлебе да воде месяц сидел. Давай, говори начистоту, ведь всё равно узнаю... Ведь мне баба Тася написала, на какие деньги ты вернулся с курорта, как за них пострадал от клыков пса. Ты своим внезапным возвращением напрочь перечеркнул все наши с тобой планы в отношении будущего! Хоть помнишь, о чём мы договаривались?

— О том, что после лечения я должен был остаться в Пятигорске, помогать бабе Тасе и готовиться к поступлению в институт!

— А почему именно так, а не иначе?!

— Потому что по предписанию врачей мне требуется лечение радоновыми водами, не менее двух раз в год! Но ничего — буду отсюда летать в Пятигорск на свои, заработанные в твоём совхозе деньги. Кисть практически зажила, пальцы двигаются — что еще надо для труда? Физическая сила? Так она с возрастом только прибывает!

— Ах, сын дорогой, как ты, вроде башковитый, не поймёшь, что без духовной силы физическая — жалкий пшик, не больше!

— Ладно, папа, не расстраивайся! Сам же не раз говорил, что жизнь порой делает такие неожиданные ходы-зигзаги, что остаётся только удивляться. Считай, что именно так и случилось со мной! В общем, голову тебе морочить не буду: мне надо немного денег, кроме тех, что я должен вернуть бабе Тасе. Если можешь, то одолжи! Вернусь — отдам!

— Откуда вернёшься? Ну-ка, выкладывай!

— Понимаешь, знаешь... — замямлил Анатолий, но отец оборвал:

— А смелее — кишка тонка?

— При чём тут кишка! — уже выпалил сын и продолжил: — Помнишь девушку, с которой я дружил?

— Это такая миловидная, стройная. Соседская?

— Да, отец, она самая!

— И что с ней?

— Отец, ты только, пожалуйста, не ругайся, как говорится, после драки кулаками не машут... Она беременна от меня!

— Беременна, говоришь... И давно? А впрочем, что теперь-то... Дам тебе денег, сколько нужно, лети за своей ненаглядной... Но с жёстким уговором: чтоб всё по-мужски было! Понял?

Вот так, с помощью отца Анатолий и слетал за невестой, якобы беременной, и, получив от совхоза две комнаты, бросился, как в омут с головой, в семейную жизнь. Ему — почти восемнадцать, ей — семнадцать! Естественно — ни о какой регистрации брака ре чи идти не могло. Но он всё-таки, скорей для жены, чем для себя, устроил небольшой торжественный вечер, на который пригласил несколько самых верных друзей и свою любимую классную руководительницу Сивцеву Надежду Михайловну, преподавателя русского языка и литературы, а также директора школы, историка Чернову Таисию Ивановну. Танцуя с ним танго, она вдруг уткнулась головой в его грудь и так, чтобы было слышно только ему, со слезами на глазах произнесла: “Ах, Анатолий, Анатолий, что же ты, имея на плечах такую умную голову, наделал! Мы — весь преподавательский коллектив — возлагали на тебя такие надежды! Ни у кого даже малейшего сомнения не было, что ты станешь известным скульптором!.. А вместо этого ты женишься, причём не по любви... И что тебя теперь ждёт впереди — одному Богу известно! Обидно! До боли в сердце обидно!..” И когда она подняла голову, то он увидел, что по её щеке скользнула слезинка... Но он не нашёл нужных слов, чтобы верно ответить своему любимому наставнику. Поэтому танцевал и дальше, стараясь делать вид, что счастлив, ну, словно в его жизни хоть и должно было в самом деле случиться что-то плохое, но всё-таки судьба рассудила иначе... И долго ещё в его душе слова директора отдавались только ему понятным печальным укором, от которого саднило сердце.