При такой энергетической заряженности может ли осуществиться счастливый брак?
Две попытки на счету главного героя романа “Постижение любви”.
Первая неудачна. Женился отнюдь не по расчёту, а из чувства долга перед ожидавшимся ребёнком.
Не сложилось. Ушёл.
Вторая попытка — вроде бы по любви. Вернее, по страсти, охватившей обоих...
Так чего не хватает страсти, чтобы дорасти до любви? И почему боль грозящего разрыва так и висит над влюблёнными? И сколько надо прожить, перенести, перетерпеть вместе, чтобы сказать возлюбленной:
— Я понял: ты — моя судьба.
Судьба... “Ужели слово найдено?..”
Только ли в любви осуществляется то, чего ищет, на что уповает и чем ни за что не пожертвует герой романа?
Может, это и есть ответ на главный, неизбежный, не уходящий вопрос о Смысле всего: жизни, работы, векового нашего опыта?
“...Понял, что мной управляет не райком и не министры, а её величество Судьба, от которой, увы, не убежишь, против которой, к сожалению, восставать бессмысленно! Чтобы не тратить зря времени и не набивать лишних шишек, надо принять её такой, какая она есть, тем более что она — и это прежде всего! — суд Божий. Не подчинюсь ему — буду свыше осуждён на такие жуткие муки, что по сравнению с ними управленческие тяготы блаженством покажутся!”
Суд Божий в устах воспитанника атеистической эпохи особенно впечатляющ.
Так что же такое эпоха, унаследованная и пережитая до конца последними советскими поколениями?
Это тем более интересно понять, что ближе к финалу повествования становится всё более ясно, что кровавая эпоха кончается.
На все лады выворачивается слово “застой”. Появится ли колбаса в магазинах, неясно (при советской власти она привычно исчезла). Что появляется — так это вездесущая “законность”, ссылаясь на которую полицейские ловчилы норовят засадить любого подозреваемого пораньше, имея в виду получить отступное. Так и крутится человек, ожидая, чьими руками судьба ударит: то ли следователь по особым делам сварганит липовое дело и отправит в тюрьму, то ли в самой тюрьме вправят мозги:
“Снимай пиджак! Он тебе всё равно на зоне не пригодится! Время подходит к зиме, значит, сразу, как пригонят по этапу в лагерь, фуфайку с номерком выдадут и кирку с ломом да лопатой. Будешь, падла, своё коммунистическое счастье строить...” — Переверзин имеет писательский вкус к такой фактуре! И Ежов давно на том свете, и чаемый коммунизм там же, а всё равно пахнет тюрьмой...
“Кто виноват”? И “что делать”?
“Есть ли у человека хоть какой-нибудь выбор? Нет”.
Если нет выбора, то и говорить не о чем.