— Если он выйдет из рабочего состояния, ведь антенна рухнет! — чуть не вскричала Мария. В глазах её заметалась вспугнутой белкой сильная тревога, будто всё, услышанное от Анатолия Петровича, она враз восприняла во всей полноте, как своё, глубоко личное.
— Вот именно! — сказал тот, и, вздохнув, продолжил рассказ: — Так я, чтобы избежать катастрофы, которую, скрывать не буду, справедливо считал концом совсем недавно так удачно начавшейся своей руководящей карьеры, включил мозги, так сказать на полную катушку, лихорадочно ища решения вставшей передо мной в полный рост проблемы. Покопавшись в памяти, я первым делом распорядился, чтобы рабочие в цемент добавляли крупнозернистую чёрную соль по расчёту, сделанному мной, исходя из всех опытов строителей, знающих, что она в определённой мере препятствует замерзанию бетона. Кроме того, мне пришлось пойти на риск, который мог привести к смертельному исходу по неосторожности какого-нибудь строителя, ибо я приказал пустить по всей арматуре электрический ток очень сильного напряжения. Это нужно было для того, чтобы бетон стал подогреваться, как чайник на плите, только изнутри. Понимая, к какому печальному исходу в случае неудачи может привести мой рисковый эксперимент, я сутками в течение двадцати дней — времени, необходимого для набирания бетоном пятидесяти процентов твёрдости, при которой уже никакой мороз ему не опасен, — жил на стройке телецентра! Там и ел, и спал, и, конечно, надеялся, что удача и в этот раз не отвернётся от меня! Но всё равно, зацементировав фундамент, установив антенну и дождавшись часа, когда она начала принимать со спутника первые телевизионные сигналы, я не чувствовал себя в покое. Только весной, в один из майских дней, что есть сил ударив по фундаменту кувалдой, услышал твёрдый, глухой гул, исходящий из его нутра и означающий, что бетон — живой и крепкий, с моей души словно тяжеленный камень отвалился! Вот такая приключилась история, подтверждающая мнение: хорошо то, что хорошо кончается!
— Воспоминания дались Анатолию Петровичу так трудно, что на его высоком лбу выступили капельки пота и, он, прерывисто дыша, завёл двигатель. Дав ему хорошо прогреться, повёл “уазик” не в сторону Набережной улицы, а к крутолобому выезду на объездную дорогу, проходящую вдоль телеграфной линии и выходящую прямиком на городскую трассу. Обычно, как помнилось по юности, дём и в зимнее, и в летнее время провода были любимым местом диких голубей, да в таком количестве, что вся линия казалась нотной тетрадью с музыкальными, написанными сизыми чернилами нотами. Чудно!