Анатолий Петрович, вскочив из-за журнального столика, который он приспособил под учебный, по-домашнему тепло произнёс:
— Ну ты, девушка, даёшь!.. Такую тяжесть несла! А я ведь уже купил в местном магазине на свой страх и риск многие продукты да в таком количестве, что они едва вместились в холодильник! Даже не забыл о бутылке хорошего сухого грузинского вина!
— А разве сегодня важный праздник?!
— Можно сказать, что целых два!
— И какие же?
— Первый — это моя сессия! Ведь учиться заочно на моей страх какой сумасшедшей работой совсем не просто! Но я не сдаюсь! Второй заключается в том, что, как бы наша жизнь ни сложилась, лично для меня ты останешься тем ненаглядным ясным светом в окошке, который своим сиянием делает даже саму чёрствую душу доброй, заставляет и в горе с оптимизмом и верой в свои силы смотреть вперёд!..
Видя, что при его словах, произнесённых искренне, на душевном подъёме и так щедро отмечающих её добродетель, Мария как-то уж очень сильно засмущалась и даже захотела кое-что оспорить, но он резко вскинул высоко руку, мол, я верно знаю, что и когда говорить! И она враз, как погашенный вольным ветром на речном просторе небольшой костёр, в душе не то чтобы уныло погасла, но безмолвно покорилась его воле... Всё же, помолчав с минуту, посчитала необходимым спросить:
— А как же подготовка к сессии?!
— Пораньше лягу спать, пораньше и встану, — уверенно ответил Анатолий Петрович. — И вино этому ничуть не помешает, ведь сама не раз была свидетелем, что я больше одного фужера не пью! Я бы вообще от вина отказался, если бы оно, употребляемое в меру, не приносило удовольствие, не вдохновляло. Знаешь, я давно заметил, что после того, как я немного выпью, мне хочется писать, и не что-нибудь, а стихи, и, конечно же, о любви, возвышенной и вечной!
— Хорошо! Убедили! А раз так, то я быстро приготовлю ужин, а вы пока можете продолжить свои институтские занятия...
— Вот и славно! Только у тебя, такой предусмотрительной, не может быть, чтобы от вчерашнего ужина ничего не осталось!
— Есть котлеты! Я их на целую неделю нажарила!
— Котлеты! Это же такая вкуснятина! Мне лучшей еды и не надо!
— В таком случае, — игриво улыбнувшись, сказала Мария, — прошу вас, уважаемый Анатолий Петрович, через десять минут к столу!
За ужином они меньше говорили, чем ловили взгляды, исполненные сокровенных надежд, яркого света и живительного тепла! Да и как могло быть иначе, когда их, словно магнитом, тянуло к друг другу! Он, всё полнее и полнее охватываемый в душе чувственной нежностью, лишь благодаря железной воле едва сдерживал себя, чтобы, не допив вино, вскочить, сильными руками, как пушинку, подхватить Марию и унести в гостиную на такой желанный, знакомый диван. И горячо, прерывисто дыша, чуть ли не сходя с ума от жгучего желания близости, желания сбросить с себя одежду и помочь это сделать ей, покрывать всё молодое, ядрёное, чудно пахнущее парным молоком девичье тело мелкими, частыми поцелуями, солнечно ласкать упругие груди, ловить полные, сочные губы, отчего страсть ещё с большей силой так воспламеняет кровь, что она вихрем несётся по венам, упругими молоточками постукивая в виски! Она, не в силах остаться безучастной к его ласкам и поцелуям, потянется к нему, и он войдет в неё, слившись с ней в один животрепещущий мир гармонии и счастья, чтобы, забыв обо всём на свете, изредка только видя горящие глаза друг друга да слыша жаркие — до сладкого стона! — слова, пусть не понимая их смысла, но зная, что они продиктованы свыше и могут лишь утверждать то, что уже давно говорят страстные объятья. И они своими душами, словно белокрылые ангелы, вознесутся на небесную поляну с раскрывшимися цветами таких удивительно прекрасных нежных тонов и оттенков, что упоительное чувство близости достигнет своей сверкающей вершины, чтобы огнеподобно, словно грозовые, свинцовые тучи от мощного тока, разрядиться неописуемым восторгом и ликованием!..