— Ты совсем меня не слушаешь… — укоризненно произнес Женя, когда мы уже подходили к моему дому.
— А? Я? Нет, что ты… прости. Просто задумалась.
— Да я без претензии, из меня рассказчик и правда так себе.
— Да ну что ты! Ты прекрасный рассказчик.
— Ну тогда скажи, о чем я тебе рассказывал последние минут десять? — улыбнулся лукаво и оперся на забор, готовый вот-вот рухнуть под его весом.
— Забор!
— Шутишь?
— Я говорю, осторожно, забор рух…
14
Я так и не успела договорить, как десантник полетел вниз вместе со старым деревянным заборчиком, огораживающим дом, и теперь лежал на земле, ошарашенно разглядывая свои порванные джинсы и грязную, некогда белоснежную, футболку.
— А рассказывал ты про свой первый день в армии, — еле сдерживая рвущийся наружу смех, помогла ему подняться и теперь мы вместе отряхивали одежду от налипших листьев и комьев земли.
На шум выбежала Никитична, и ахая принялась нарезать круги вокруг поверженного забора.
— Не волнуйтесь. — смущенно пробормотал Рогозин, я вам новый поставлю, лучше прежнего.
— Он поставит, — я, не зная, куда деваться от стыда, погрозила ему кулаком и направилась к дому.
— Ну если поставит… — пробормотала Никитична и вздохнула.
— Я прямо завтра. Вы даже глазом моргнуть не успеете, а новый заборчик будет красоваться во дворе. Самый красивый забор будет.
— Ла ладно… Этот-то уже н ладан дышал, ты и не виноват вовсе. Не убился хоть?
Женя помотал головой и вновь принялся уверять, что не успеют первые петухи прокричать, а он уже все починит.
— Не надо с петухами, мы еще спать будем.
— Не надо, значит не надо.
— Иди уже, — давясь смехом пробормотала я, пожалев неудавшегося донжуана, а сама вслед за бабулей пошла в дом.
***
Рогозин приехал утром, как и обещал, но хоть не с петухами, и то ладно. Вместе с ним приехали бравые ребята на газели, погрузили старые деревяшки, что-то там замерили и отчалили, пообещав еще вернуться. Сам же Рогозин сказал, что заедет в час, чтобы отправиться на встречу с Машей.
И вот, в половину второго мы уже въезжали в маленький дворик серой хрущевки, стоявшей обособленно от других домов. В первый подъезд дверь была нараспашку открыта, вонь стояла непередаваемая и я зажала нос, пока понималась на четвёртый этаж.
Дверь нам открыли не сразу, а лишь после пятого звонка. На пороге стояла высокая полненькая блондинка и вяло жевала огурец.
— Чего вылупились? На диете я.
Рогозин развел руками и уже хотел зайти внутрь, как девчонка гаркнула:
— Стоять! Про мужика речи не было.
— Он тихий, — пробормотала я, — тихонько посидит в уголочке и мешать не будет. Кстати, не женатый, — шепнула я, наклоняясь к ней поближе.