— Тише, кошка дикая! Ты прям огнище, Анька! Только себя не подпали.
И тут, наверное, я как-то неудачно оступилась, что надавила пяткой прямо на мизинец на ноге Должанову, он охнул, покачнулся, тоже оступился, да так мы и рухнули вдвоём на пол, снеся остатки завтрака себе же на голову.
«Только не кровь!» — вспыхнуло в мозгу, когда я увидела, как осколок тарелки рассёк Роману бровь, а потом свет померк. Да, я до чёртиков боюсь одного только вида крови.
26
Сначала вернулись звуки, а потом и зрение. Когда я открыла глаза, всё сначала было размытым, но уже спустя пару мгновений стало обретать более чёткие очертания. И оказались эти очертания не самыми долгожданными.
Роман смотрел мне в лицо озабочено, даже испугано, придерживая у брови сложенное полотенце. Отлично, теперь его, испачканное, только выбросить.
— Эй, ты жива, Ирландо? — второй рукой Должанов приложил к моему лбу что-то мокрое. — Сколько пальцев?
Тело всё ещё не слушалось, постепенно выныривая из обморока, но всё же я нашла силы и отвела руку Романа, тыкающего мне то два, то три пальца. Раздражает только.
Я с трудом села, не приняв руку Должанова, уперлась ладонями в колени и опустила голову, пытаясь прийти в себя окончательно.
— Тошнит? — участливо спросил Рома.
— Немного.
— Ты что, крови боишься?
— Ну типа того.
— А как же…
Если он сейчас спросит про месячные, я его ударю. Соберу последние силы и точно ударю.
— … в детстве разве коленки не разбивала? Или ты за книжками всю жизнь просидела?
Ничего не ответив, я встала и, пошатываясь, направилась в ванную, желая по выходу оттуда не увидеть у себя дома нежданного гостя.
Но судьба не оказалась так благосклонна и, вернувшись, я обнаружила Должанова на диване перед включенным телевизором. Он развалился, закинув руки за голову и безмятежно смотрел какую-то передачу.
— Ань, а ты знала, что фенек — самая мелкая лисица, которая весит всего полтора килограмма, может издавать звуки громче всех остальных видов? Рыжая крикливая мелочь.
Ха-ха. Очень смешно, Роман Игоревич.
— Ром, тебе не пора?
Он вдруг резко сел, нажал на пульт, выключив телевизор, и посмотрел так, будто я сейчас полнейшую глупость сморозила.
— В каком смысле пора? Ты меня затащила к себе обманным путём, когда я был беззащитен и лишён свободы выбора. Потом избила, нанеся почти смертельную рану. Хочешь покажу? — он угрожающе пошевелил рукой, которой прижимал полотенце.
— Нет! — я спешно отвернулась, ощутив, как кровь отлила от лица. Второй раз, когда это уже не так неожиданно, я в обморок вряд ли грохнусь, но подташнивать будет.