— Кто не поддается? — спрашиваю я.
Но Лиса лишь зажимает рот и мотает головой.
— Кто не поддается?
Почему-то кажется, что ответ на этот вопрос может все изменить.
— Кто?! — Я почти кричу и просыпаюсь от этого крика, даже в реальном мире ощущая запах сгоревшей яичницы.
Велесова уже нет, но подушка еще теплая, значит сейчас около восьми. Я какое-то время лежу на его половине кровати, впитываю это тепло в последний раз и жду, пока успокоится сердце. Тщетно. Ужас с каждой секундой только нарастает, и я, не выдержав, сбегаю в «свою» комнату.
Контрастный душ помогает. Замедлить пульс, но не выбросить странный сон из головы. И сон ли?..
Полдня я мечусь из угла в угол, решая, уйти сразу или дождаться. Первый вариант безопаснее, второй… второй дарует хоть какую-то надежду. Да, я все еще сомневаюсь в грядущем исходе, верю, что просто перенервничала из-за недели спокойной и счастливой жизни. Но интуиция вопит о надвигающейся катастрофе, и пусть я не знаю точно, почему и как именно все закончится, боль неизбежна, хоть сбегай, хоть встречай ее лицом к лицу.
Я остаюсь.
Велесова нет долго, слишком долго. За окном уже темно. Яновна сообщает, что приготовила ужин и исчезает — не то растворяется где-то в доме, не то и вовсе уходит, давая нам простор для эпичный битвы. Но я уже решила, что сражаться не стану. Мне бы только выслушать, понять…
Несмотря на нервное напряжение, я умудряюсь задремать и просыпаюсь от грубого тычка в плечо.
— Идем, — говорит нависший над кроватью Никита.
Иду. И невольно думаю, что мне б сейчас не джинсы и кроссовки, а рубище какое-нибудь и босиком. Или в каком там виде несчастные всходили на эшафот?
Велесов ждет в кабинете, за столом, будто и не сердце мне рвать собрался, а собеседование проводить. Я относительно спокойно устраиваюсь на приготовленном стуле напротив, Никита остается за дверью. Камера, мотор…
— Я разочарован.
Окей, я тоже. Молчу, смотрю на его руки, сложенные поверх моего блокнота, и надеюсь, что слезы удастся сдержать, а то они уже близко.
— Не спросишь, чем?
Пожимаю плечами, криво улыбаюсь:
— Прозой жизни?
— Ты точно экстрасенс, — качает головой Велесов. — Да, все оказалось слишком прозаично.
Зря я, наверное, рот открыла. Лучше и дальше молчать. Пусть выговорится, вывалит все, что он там наскреб, а мне лучше поберечься, чтобы потом были силы встать и уйти. Не хватало только развлекать его прозаичными обмороками.
— Молчишь? Ладно, не буду повторять то, что известно нам обоим, скажи только… Якушев все-все продумал или местами ты импровизировала?
Я хмурюсь, поднимаю наконец глаза к его лицу. Хочу спросить, какой еще Якушев, но прикусываю язык.