Снаряд не сильно тяжелый, но набит крепко и летит замечательно. Красиво летит. Прямиком в широкую гордую спину. Велесов с глухим стуком бьется лбом в окно, роняет кружку и наконец оборачивается.
А глаза-то какие ошалелые… прямо как в ту ночь, когда он поймал меня на крыше.
— Я ухожу, — сообщаю я и мысленно показываю себе большой палец.
Отлично сказано. В меру равнодушно. Не очень вяжется с метанием сумок, но это мелочи.
Велесов делает несколько шагов вперед. Кажется, непроизвольно. Потом ловит себя на этом и застывает, будто в стену упирается. Кивает:
— Хорошо.
Я хмурюсь:
— Глеба будить не надо.
Еще несколько шагов ко мне. Теперь он совсем рядом.
— Такси вызвала?
— Нет, я так.
— Тогда разбужу. Похолодало. Тебе нельзя…
— Ладно, вызову, — перебиваю я.
И даже телефон достаю. Тыкаю пальцем в экран, якобы открываю приложение и подтверждаю адрес. Но даже подсветка не включается, и мне почему-то плевать, что мой блеф для Велесова не секрет.
— Ну все.
— Угу. — Он покачивается с пятки на носок, сует руки в карманы.
— Пока.
— Пока.
— Уйду же.
Он сжимает зубы и упрямо цедит:
— Давай.
— Уйду и не найдешь.
— Найду. Я тебя чувствую.
— Да? — Я заинтересованно склоняю голову.
— Да. Когда ты поблизости, у меня съезжает крыша.
И только теперь тиски, все эти недели терзавшие мое сердце, разжимаются. Я могу дышать. Думать могу нормально и о хорошем, а не о всякой ерунде. Съехавшая крыша — это правильно. Это на двоих.
— У меня теперь есть шрам. Как у настоящей киношной героини.
Велесов закрывает глаза, с шумом втягивает воздух.
— У меня теперь есть седина. Как у настоящего идиота, который чуть тебя не потерял.
Я подхожу вплотную, запускаю пальцы в его волосы. Седины не вижу, но это, может, из-за слез.
— Простишь меня? — шепчет он, не открывая глаз, и льнет к моей ладони.
— Давно простила. Ты зачем прятался?
— Думал, не хочешь видеть. Тебе нельзя нервничать, выздоравливать надо. Я ждал…
— Ждал… — повторяю эхом. — А я тебя все равно видела.
На руки меня подхватывают осторожно, как хрустальную. Если так и дальше пойдет, то сексом мы будем заниматься в метре друг от друга.
— Все заросло давно, — ворчу я.
— Все равно, — мотает головой Велесов и идет в мою спальню.
Она ближе, на первом этаже. На второй в период восстановления я бы шастать не смогла.
Хочется сказать, что Велесов распахивает дверь ударом ноги, швыряет меня на кровать и набрасывается сверху, но, увы и ах. Он осторожно нажимает на ручку, чуть не саданув меня виском об косяк, бормочет извинения, бочком протискивается в комнату и… замирает.
— Спартанские у тебя условия.