Я немедленно рассказал об этом пацанам. Много дней не разговаривающий между собой коллектив оживился. Не дожидаясь объявления боевого приказа, пацаны стали чистить оружие, проверять башенные пулеметы и запускать двигатели на бэтэрах.
Колонна!
Через каких-то восемнадцать часов мы будем валяться на матрасах сытые и ленивые, усталые от сытости. Надо только встретить колонну. Наша задача - блок. При проводке колонны нам всегда ставят задачу на блок, варьируется только конкретное место блока. В блоке нет ничего сложного или опасного. Нужно выкатиться метров на двести от трассы, выкопать капонир и окопы и не допускать обстрела колонны с твоего направления. Машину от машины вкапывают примерно через сто метров. То есть рота блокирует километр расстояния по фронту. К блоку ближе чем на триста метров вряд ли кто решится приблизиться. Следовательно, в самом скверном случае, колонну будут обстреливать не кинжальным огнем в упор, а с дистанции в полкилометра. С такой дистанции стрелять по быстро движущимся целям на поражение - надо иметь серьезный навык.
Могут, конечно, сдуру обстрелять сам блок, но кого интересует пустой бэтэр с голодным экипажем, если совсем рядом идет целая колонна жратвы, топлива, боеприпасов?
Стыдно признаться перед пацанами... После Приказа я стал бояться. Пришел не страх, а какое-то нехорошее внутреннее подколачивание на выездах. Как только куда-то ехать - меня изнутри трясти начинает. Главное, глупо всё это. Я не мальчик - давно уже знаю: где могут обстрелять, где не могут, где наверняка обстреляют, где вполне безопасно, а колотит меня везде, и где опасно, и где безопасно. Полтора года в Афгане я считал свое возвращение домой необязательным, негарантированным и невероятным. После Приказа пришло осознание: "два года истекли, служба моя подходит к концу, дом из редких сладких сновидений вполне возможно и очень скоро превратится в реальность - мой дом и двор, откуда я уходил в армию, осталось потерпеть совсем немного". Полтора года в те немногие моменты, когда стреляли по мне - страха не было. Я считал нормальным, что стреляют и по мне тоже, как и по остальным. Как и остальные я огрызался огнем и дожидался боевого приказа, который объединял нас и определял наши дальнейшие действия. Страх приходил позже и убивался одну за другой выкуренными сигаретами и, если было, косяком чарса. Это был другой страх. Непостоянный.
А тут - не знаю, что не меня нашло такое?
Я не верю в байки вроде той, где рассказывается как в Кабуле дембеля уже сидели в парадках на чемоданах в аэропорту в ожидании борта на Ташкент, но их попросили "быстренько сходить в бой" и они поскидывали свои парадки, облачились в привычные грязные подменки и пошли в горы, "чтобы молодые не погибли". Разумеется, в этой байке полегла половина готовых к отправке на Родину дембелей, прикрывших своими жизнями жизни неоперившихся молодых воинов. Не могу поверить в подобную чушь и дело тут не в дембелях.