— Ты выглядишь уставшим, — с нежностью смотрю, как мой любимый мужчина не спеша ужинает. Ему идет деловой стиль. Костюм, белая рубашка, галстук делают из него статусного мужчину.
— Правда устал. Рад, что завтра пятница. Как у тебя прошли занятия в университете?
— Нормально. Староста группы предложила поучаствовать в ярмарке, продавать сладости. Приготовлю имбирные печенья в форме листьев.
— Хорошая идея.
— Деньги с продажи переведут в Дом малютки. Оля волонтер нескольких организаций, Дом малютки одни из них.
— Это хорошо, что кого-то интересует судьба сирот.
— А ты бы смог взять ребенка из приюта? — задерживаю дыхание, испуганно смотрю на Никиту. Он поднимает на меня глаза, несколько секунд смотрит не мигая.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Просто так, — смущенно опускаю взгляд, рассматриваю скатерть на столе. Есть между нами тайна. Для него маленькая, для меня очень огромная и личная. Врач-гинеколог сказал, что у меня очень сильно нарушен гормональный фон. Пережитый стресс все еще дает о себе знать. Мне теперь еще страшнее беременеть.
— Аня.
— Я недавно передачу смотрела. Там показывали детей, у которых нет родителей.
— И?
— Вот я и задалась вопросом, а есть ли люди, которые усыновляют детей просто так. Не ради выгоды, а потому что нашли отклик в себе. Посмотрев один раз в глаза этому ребенку.
— Ты думаешь не о том. Ты молода, здорова, у тебя есть муж, откуда эти мысли? — Никита сердится, он не повышает голос, но недовольство видно в глазах и опущенных уголках губ.
— А что если я так и не смогу себя пересилить? Ты не думал о том, что возможно у нас не будет детей.
— Еще и года нет, Ань, — тихо замечает, напоминая мне о самом ужасном периоде, который хочется забыть навсегда, а не получается. И знаю, что не зла напоминает, психолог советует мне принять прошлое, его итог, но никак… Каждый раз, возвращаясь мыслями назад, мое сердце перестает существовать, вместо него в груди бьется клубок боли, тоски и отчаянья. Я все еще не могу себя заставить сходить на могилу сына. Все еще глубоко во мне живет безумная мысль, что мой мальчик жив. Умом понимаю, что не так, а там, где разум не подвластен над эмоциями, моя крошка живет во мне.
— Ты торопишь события, — Никита встает из-за стола, относит посуду в раковину. — Неужели психолог не помогает? — оборачивается, я виновато опускаю глаза. Робко их поднимаю через минуту.
— Помогает, но не в том вопросе, о котором ты спрашиваешь.
— Я не смогу принять, — смотрит на меня серьезно, я не сразу понимаю, о чем он говорит. — Я не смогу принять ребенка. Если еще твоего сына я в конце концов полюбил, потому что он твой сын, то чужого со стороны — нет. Это очень большая ответственность. Тут со своим родным не знаешь, как себя вести.