– Немудрено… – пробормотал Тил.
– Там, – травник указал куда-то в сторону песков, – живёт другой народ. У них нет поселений, они постоянно кочуют по пустыне. У них там такие лошади мохнатые, на спине с двумя горбами, на них они поклажу перевозят. Я их и видел-то всего несколько раз. А тех, кто жил когда-то в этом городе, уже никто не помнит, даже легенд не осталось. Вот разве только – собаки.
– А что – собаки? Ну живут здесь, ну сторожат…
– Они не пьют и не едят, их только три и всегда было три. Местные жители зовут их «проклятыми» и считают, что они вышли из песка. Может, это души владельцев золота вернулись после смерти, чтобы сторожить своё сокровище, а может, неудачники-грабители. – Травник повернулся к мальчишке. – Теперь понятно, почему я ничего об этом золоте не хочу знать?
– Понятно.
– Ну что ж… Тогда пошли отсюда.
Телли не двинулся с места.
– Жуга, – позвал он.
– Что? – остановился тот.
– Почему ты не хочешь возвращаться?
Травник замер. Медленно обернулся. Налетавший ветерок трепал его отросшие, связанные в конский хвост волосы.
– Я прав? Ведь ты не хочешь?
Жуга несколько мгновений стоял молча… и вдруг взорвался криком.
– К чёрту! – рявкнул он так неожиданно и громко, что Тил отшатнулся и с размаху сел на камень прямо там, где стоял. – Чего ты привязался ко мне со своими расспросами?! Думаешь, мне легко было, когда я попал сюда?!
Он выхватил меч, и прежде чем Тил успел испугаться, вогнал его по рукоятку в камень парапета и бессильно опустился рядом, обхватив голову руками.
– Вытащи! – коротко потребовал он, глядя в упор на мальчишку.
– Что? – оторопело переспросил тот.
– Ну вытащи, вытащи! – повторил тот с кривой невесёлой усмешкой. Ладони его взмокли от пота и нервно подрагивали. – Вот просто – встань и вытащи!
– Зачем?
– Вытащишь – пойду с тобой.
– А если нет, то – что?
Жуга не ответил, а Тил побоялся повторить свой вопрос, и некоторое время оба они молчали.
– Послушай, Тил, – сказал наконец Жуга. – Всё это слишком запутано и гораздо серьёзней, чем ты думаешь. Пойми, я уже чувствовал такое… однажды. Как будто я кукла, и кто-то дёргает за ниточки. Если бы ты только знал, до чего мне это всё надоело! Первые месяцы здесь я думал, что схожу с ума. Потом мне казалось, что я уже сошёл. Потом – что я нормальный, а с ума сошли все остальные. И тогда я решил не копаться в себе, а просто – жить.
Я перестал думать и тревожиться, просто смотрел, как день сменяет ночь, – продолжал он уже спокойнее. – Следил, чтоб в хижину не заползали скорпионы и змеи, ходил за водой, охотился. Случалось, правда, что и на меня охотились. Изучал местные травы… на себе, между прочим. Выменивал на них у пустынников финики, крупу и кофе. Я оставлял свой меч и отправлялся ночью безоружным бродить по пескам. Волк, живущий под скалой, пригласил меня отведать своей прохладной воды. Не купаться и плескаться, а покинуть свет солнца и познать мёртвую ночь пустыни и холодных людей, играющих там… И постепенно боль ушла, остался только мир вокруг и я. И никого между нами.