Жуга огляделся, шагнул в сторону и тронул за рукав проходившего мимо горожанина в сером суконном плаще.
– Эй, приятель, где тут у вас магистрат?
***
Поздно вечером в двери дома старьёвщика Рудольфа постучались, и стучали до тех пор, пока он не открыл. На пороге стояли двое – рыжий незнакомец, приходивший нынешним утром, и белобрысый мальчишка лет десяти.
– Опять ты, – хмуро сказал Рудольф. – И этот ещё… Я же сказал ещё днем – уходите!
– Знаешь, Рудольф, – проговорил негромко рыжий, – я бы много чего мог тебе сказать в ответ, но может, ты нас всё-таки впустишь?
– Что? Чёрта с два! Убирайтесь из моего дома!
– Как бы тебе сказать, – странник помедлил, потёр подбородок. – Видишь ли, этот дом… уже не твой. Вот, – он вынул из рукава и развернул перед лицом старьёвщика лист пергамента.
– Я выкупил твою закладную.
Рудольф молчал, ошеломлённо глядя на подписанный, с печатью бургомистра на сургучном кругляше документ.
– Так ты нас впустишь, или нам стражу позвать?
Помедлив, тот шагнул назад.
– Чёрт бы вас побрал… Ну ладно, заходите.
– Вот и хорошо, – промолвил странник, входя. – Меня зовут Жуга.
– А меня – Телли, – сказал мальчишка.
А за миг до того, как дверь закрылась, в дом проскользнула ещё одна тень, длинношеяя и хвостатая, и старьёвщик сдавленно вскрикнул:
– Господи Исусе! А это ещё кто?!
– Не боись, это Рик, – поспешил заверить его Телли. – Он не кусается.
Дракошка подошёл к горящему камину, пару секунд смотрел на тлеющие угли, затем свернулся на плетёном круглом коврике в зелёный сплюснутый калач, удовлетворённо вздохнул и закрыл глаза.
Бледный как мука Рудольф медленно опустился в кресло и зашарил по столу, нащупывая бутылку.
– Мамочки мои… – пробормотал он, неотрывно глядя на дракончика. – Ох, мамочки…
Жуга хозяйским взглядом оглядел помещение и обернулся к Телли.
– Закрой окно, – сказал он. – Дует.
Радоваться, когда потакают, и огорчаться, когда перечат – в природе каждого, в ком течёт кровь.
Жёрдочка Для Птиц
Нормально выспаться Жуге в ту ночь так и не удалось – старый тюфяк, набитый гороховой соломой, который травник отыскал на чердаке, был отсыревшим и ужасно пах мышами. Телли взять его не захотел, завернулся в дырявое войлочное одеяло и устроился на лавке. У Рудольфа, конечно, была кровать, и гость по городским обычаям вполне мог рассчитывать на место на ней, под одним одеялом с хозяином. Проблема заключалась в том, что Жуга чувствовал себя здесь кем угодно, только не гостем. Он вообще испытывал неловкость от того, что столь бесцеремонно вторгся в дом старьёвщика, и отвоёвывать у старика кровать посчитал для себя делом низким и недостойным. В конце концов, любая наглость имеет свой предел! От всех этих мыслей у травника к утру ужасно разболелась голова, он встал с рассветом, распахнул окно и вывесил тюфяк проветриться, после чего вернулся в комнату, где ночевал, и осмотрелся.