– Так вы живы! – выдохнул травник. – Значит, ты всё-таки передумал. Что же мы стоим, – засуетился он, – идём скорей к огню!
Он двинулся вперёд, схватил Линору за руку и вдруг отпрянул, ощутив под тонкой тканью её рубашки леденящий холод.
– Прости, – сказала она, поправляя рукав. Потупилась. – Я не могла по-другому. Так… Так было нужно. Мы пришли попрощаться.
Жуга перевёл взгляд на Арнольда.
– А ты…
– И я, – тот коротко кивнул и вдруг улыбнулся. – Так будет лучше, Лис. Поверь.
– Вы с ума сошли, – выдохнул Жуга. Бессильно прислонился к косяку, зачем-то покосился на своё запястье, перевязанное тряпкой. – Да вас же убьют!
– Об этом поздно говорить, – тихо и внезапно сказала Герта из-за его спины. Травник вздрогнул. – Их уже убили. Так ведь, девочка?
Линора кивнула. Арнольд неторопливо оглянулся, положил ей руку на плечо.
– Пора, – сказал он. – Нам нельзя здесь больше оставаться. Этот чеснок…
– Погоди, – она стряхнула его руку. Посмотрела травнику в глаза. – Жуга, ты… Я хотела сказать… Прости меня, если можешь.
Она коротко коснулась пальцами его щеки, потом вдруг быстро повернулась и шагнула в темноту. Жуга рванулся было за ней, но рука Гертруды легла ему на плечо и задержала на пороге:
– Постой…
– Отцепись!
Он вырвался и выскочил наружу. Остановился, изумлённо озираясь: улица была пуста, лишь мостовая серебрилась инеем.
– Аннабель! – крикнул он. Эхо заметалось меж домами. Он закружился, бросился вперёд, потом назад. Остановился.
– Аннабель!!!
– Не надо, – Герта вышла на крыльцо. – Не зови. Они уже не люди.
Травник не ответил. Гадалка помедлила.
– Так ты идёшь, или нет?
Жуга запрокинул голову и долго так стоял, уставившись на выщербленный диск луны, пока не зарябило в глазах. Перевёл взгляд на Герту, всё ещё стоящую в дверях, на Золтана, на Телли и Вильяма, с беспокойством выглядывающих из-за её спины. Кулаки его разжались.
– Что ж, раз так… должно быть, ты права. – Он потряс головой. – Вот только раньше надо было выбирать, раньше… А теперь всё решили за меня.
Он помолчал и после паузы закончил:
– Не знаю, как весь мир, а вот коньки, похоже, я уже отбросил.
– Истинное – в странствиях!
Учитель с Чаши-горы
Квартал евреев в Цурбаагене застроен был – плотнее некуда. Дома стояли здесь стена к стене – добротные, хорошего кирпича, и различались лишь по высоте. Здесь не в диковинку были дома в три, иногда даже – в четыре этажа. Городские улочки, и без того не широкие, здесь были ещё уже, окна верхних этажей почти смыкались. Почти везде под снегом проступал булыжник мостовой, хотя, по правде говоря, немного камня требовалось, чтобы замостить такую небольшую площадь. Мелькнула маленькая церковь с шестиконечной звездой и кладбищем с таким количеством надгробий, что казалось, мёртвые лежат там друг на дружке. Чередой тянулись малюсенькие лавки, ломбарды и меняльные конторы. Не было ни криков, ни суеты, царила деловая тишина, лишь откуда-то издалека чуть слышно доносился детский плач.