– Эй, эй, поосторожнее с такими обещаниями: они ведь иногда сбываются. А впрочем, поступай, как хочешь, моё дело – предупредить. Только помни, что проигрывать надо с достоинством.
– Чёрт тебя побери, как ты не можешь понять, что я не играл?! Можешь ты хоть раз помочь нам? Скажи хотя бы… – он замешкался и оглядел осточертевшую хибару, – ну, хотя бы – где мы будем послезавтра ночью?
– В темноте.
Терпение травника лопнуло. Нагнувшись, он нашарил у подножия лежанки меховой сапог, и прямо так, не разгибаясь, запустил им в ухмылявшуюся рожу циркача. Олле мигом растаял в воздухе и исчез, сапог влепился в стену. Жуга негромко выругался и сел обратно.
Грохот разбудил Хансена: тот зашевелился на своей лежанке и выглянул из-под одеяла.
– Ты чего вскочил в такую рань? – спросил он, сонно моргая. Зевнул. – Что случилось?
В это мгновение взгляд его упал на зонтик, так и оставшийся стоять в углу. Объяснений больше не потребовалось.
– Олле?
Прежде чем травник успел ответить, послышалось негромкое: «Простите… Оп!», худая длинная рука на краткий миг нарисовалась в темноте, схватила зонтик и исчезла. Воцарилась тишина.
– У меня плохие новости, – медленно проговорил Жуга.
– Плохие новости? – взгляд Хансена тревожно метнулся к лежащему гному и, не обнаружив там ничего опасного, вернулся обратно. – Ничего не понимаю… Кто-то умер?
Жуга покачал головой:
– Кто-то умрёт.
Он медленно встал, подобрал недлинный шест, который выломал вчера из кровли старой хижины, и двинулся к двери.
– Куда ты?
– Разомнусь.
Светало. Разминался Жуга больше часа, то и дело слышались удары дерева по камню, гул рассекаемого воздуха и быстрый скрип снега под его башмаками. За это время Хансен успел натаять снега, поставить на огонь похлёбку и поменять повязку Орге. Маленький гном всё ещё лежал без движения, грудь его размеренно вздымалась и опадала. Глаза дварага были закрыты. Горячка гнома шла на убыль и Хансену впервые за два дня подумалось, что Орге получил шанс выкарабкаться. Сквозь приоткрытую дверь в нутро натопленной избушки зверобоев медленно сочился холодок, угар ночного костерка вытягивало прочь. Мысли постепенно прояснялись.
Травник возвратился потный и взъерошенный, таща охапку дров, подобранных на берегу. Притворил ногою дверь, швырнул в угол две половинки посоха, перехватил верёвкой рыжий конский хвост и принялся натягивать рубаху.
– Сломал? – сочувственно заметил Хансен. Жуга поморщился.
– Гнильё.
Он подтолкнул обломки в костёр и уселся рядом. Огонь тлел еле-еле, подобранное на берегу сырое дерево не хотело разгораться. Жуга недовольно передёрнул плечами, скрестил над костром пальцы, напрягся на мгновение и резко выдохнул два слова. Пламя полыхнуло чуть ли не до потолка, потом опало до прежних размеров, но заплясало уже не в пример веселее. Вода в котле тихонько зашумела.