Ещё он почему-то видел дверь, обшарпанную стойку с кружками на ней, солому на полу и темень за окном. Горел фонарь под потолком. Короткие толстенькие пальцы с многолетней сноровкой тасовали медные кружочки, тишину закрытой корчмы нарушал приятный, еле слышный звон. Кабатчик подсчитывал дневную выручку. Губы его шевелились. Серебро проворные пальцы убрали подальше. Медяшки звякали. На краткий миг взгляд травника выхватил в их потоке странную семиугольную монетку. Ещё одну. Ещё. Кабатчик не обратил на них внимания и продолжал считать.
Неожиданно раздался стук в дверь.
– Кто там? – окликнул кабатчик, и помолчав, добавил: – Закрыто уже!
Вместо ответа поскреблись ещё раз. Тихо, осторожно.
– Чтоб тебя… – ругнулся тот. Сгрёб монеты в кошелёк. В дверь снова постучали. – Слышу, иду!
Он обошёл стойку. Из крайней бочки капало, кабатчик машинально прикрутил недозакрытый краник. Помедлил, подобрал мясницкий нож, засунул его на пояс и направился к двери. Посмотрел в окно, но кроме темноты и собственного отражения в чёрном стекле ничего там не увидел.
Отражение…
Жуга попытался кричать, но не смог. Потому что…
Снова стук. Шаги.
– Да иду же! Вот же чёрт, принесла нелёгкая кого-то на ночь глядя…
Короткие пальцы коснулись холодного металла и старая погнутая щеколда медленно поползла в сторону.
И тогда Жуга закричал.
***
Водоворот дурного сна нахлынул, затянул, сомкнулся вихрем брызжущей слюны, захлебнулся беззвучным криком и исчез. Как перекисшая брага вышибает днище у бочонка, как разгибается лук, запуская стрелу, так же и травника выбросило из сонного небытия. Он заполошно вскинулся и тупо уставился на стол перед собой, на вплавленные в мутную лужицу растёкшегося воска три угловатых монетки. Огляделся. В доме было тихо. Свеча в поставце догорела до самой розетки. Рудольф дремал в кресле у камина. Дракончик тихо скулил, отчаянно царапая входную дверь в попытке выбраться наружу.
– Тил? – позвал травник.
Ответа не последовало.
Услышав имя хозяина, Рик заскрёбся ещё сильней. Жуга поморщился, потёр виски. Обрывки сновидений наплывали друг на друга, путались, терялись. Таяли. Он снова слышал стук, бежал по улицам, подсчитывал выручку, кричал «Иду, иду!», отодвигал засов двери, не зная, что за нею…
А что за нею?
Обычно травник не имел привычки спать ни днём, ни даже вечером, по опыту зная, что потом проваляется полночи в напрасных попытках уснуть и утром встанет полностью разбитым. Только выпитое пиво смогло сморить его, пока он размышлял над своими находками. Пять костяных фигурок по прежнему стояли на столе.