Я скатываюсь и падаю, неуклюже приземляясь на четвереньки, едва не взвыв от боли в недавно ушибленном колене. А потом едва ли не с низкого старта делаю ноги.
Расстояние до комнаты кажется длинным и непреодолимым. За мной никто не гонится, но всё же стремглав бросаюсь к двери. Момент, когда я судорожно закрываю замок в своей комнате, становится уже регулярным. Но в этот раз получается далеко не с первого раза, потому что руки просто ходуном ходят. До кровати я тоже добираюсь не сразу. Просто оседаю на полу посреди спальни в полной темноте, чувствуя подступающую истерику.
Какого чёрта, Шевцов? Что такого я сделала тебе? За что ты превратил мою мечту жить с матерью в ад?
Память.
— Знаешь, Лёха, — как-то сказал Должанов, — это стрёмно — помнить всегда, что творил по синьке. Бухой он на то и бухой, чтобы забыться.
И я с ним вполне согласен, потому что моя память, наверное, уникальна. Как бы я не надирался, хоть до поросячьего визга, я всегда всё помню.
После вчерашнего «разговора» с Ермолаем и его миньонами мы с парнями хорошо накидались. Тому дерьму, что бурлило внутри меня, нужно было дать выход.
Я понял, что подо мной не Ирка, ещё до того, как она начала умолять. За пару секунд. Ирка пахнет совсем иначе — ярче, развратнее, слащавее как-то. А ведь дура бестолковая с огнём играла, едва не доигралась.
Бестолочь хоть и бесит меня, но ведь я не хотел ничего такого. Трахать ревущую подо мной тёлку не в кайф.
И всё же, в душе гадко как-то. Испугал девчонку. А она только по началу сопротивляться пыталась, а потом одеревенела вся, застыла, словно сдалась. Просила не трогать. «Не надо, Лёша, пожалуйста…»
— Блядь! — остервенело бью кулаков в дверцу шкафа. — Дебил!
Подсохшие раны на костяшках лопаются, измазывая белое дерево. Боли я не чувствую сейчас.
Ей же вчера и от Ермолая досталось. Хуёво всё это.
Я иду в ванную. Нужно засунуть голову под кран, может хоть тогда в ней перестанет стучать набат. Но воды в кране, почему-то, не оказывается. Что за фигня такая? Придётся тащиться в общую на первом этаже.
Забираю свой шампунь и полотенце, натягиваю футболку и выхожу из комнаты. Отец со своей Наташей, видимо, так ещё и не вернулись. В доме тихо. Дверь в комнату девчонки плотно закрыта.
На пару секунд я замираю перед её комнатой. Вчерашнее не даёт покоя, точит. Наверное, нужно что-то сказать. Но лучше это сделать после душа. Смыть с себя этот въедливый запах клуба и его атмосферы.
Но стоит мне только подойти к двери ванной, как она распахивается, и девчонка носом утыкается в мою грудь. На ней свободные шорты и майка. Но не та, что была вчера.