Джек забрал у нее револьвер и сунул его в карман фартука.
– Чтобы жить в лагере апачей?
– Я не поеду, Джек. Не надейся, что я приму в этом участие. Я не стану жить среди врагов.
– Мне нужен ты, а не они.
Головокружение прошло. Залившись румянцем, Кэндис с привычным восторгом взирала на него. Джек похудел и осунулся, но гордо держался в седле. Он был великолепен, и как бы Кэндис ни сердилась, она радовалась его приезду, хотя и не собиралась признаваться ему в этом.
– Я ем достаточно, док.
– Ты хочешь, чтобы я связал тебя?
– Я делаю все, что в моих силах.
– Пойдем, Кэндис.
– Да.
– Ты опять вернешься к Кочису? – спросила Кэндис.
Внезапно Кэндис ощутила всю боль Джека, и ей захотелось только одного – утешить и ободрить его.
– Если твое сердце настолько ожесточилось, что ты способна застрелить меня, – сказал он, остановившись перед ней, – стреляй – я не хочу жить.
– Я так и думал. – Джек снова двинулся к ней.
– Я не поеду.
Джек подошел к ней и взял за плечи. Кэндис попыталась стряхнуть его руки.
– Да, – ответила она, сверкнув глазами. – Тебе придется похитить меня, чтобы заставить уехать с тобой.
– И что мне делать с такой непослушной женой?
– Я передумала, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты отвез меня в «Хай-Си».
– Да.
– От него не было известий?
Кэндис вызывающе выпрямилась. Постепенно – пока они смотрели друг на друга – взгляд его смягчился, в серых глазах засверкали серебристые искры, а затем вспыхнуло жаркое пламя. Судорожно сглотнув, Кэндис отступила на шаг. При одном взгляде на Джека она забыла обо всем. И зачем только она полюбила этого человека?
– Апачи убивают моих соотечественников. И ты полагаешь, что я буду жить с ними только из-за твоего извращенного представления о чести и верности?
Он двинулся к ней.
– Так вот зачем приходил к тебе капрал, – проговорил Джек, холодно глядя на нее.
– Постарайтесь не перенапрягаться, – сказал док Харрис, бросив многозначительный взгляд в окно на серые конфедератские мундиры, развешанные на солнце.
– Я же сказал, что не отпущу тебя.
По городу поползли слухи, что Джек сражается на стороне Кочиса. Его считали предателем. Отправившись в магазин за покупками, Кэндис оказалась мишенью злобных пересудов. Горожане чурались ее и разве что не в лицо называли «подстилкой полукровки». Дошло до того, что Кэндис боялась выходить из дома. Ее рука все чаще тянулась к револьверу, спрятанному в кармане фартука. Она ненавидела этот город, а потому хотела убраться отсюда, как только родится малыш. На востоке никто не назовет ее ребенка полукровкой или ублюдком. Она направится на восток, а если денег не хватит, чтобы добраться до Сент-Луиса, уедет туда, куда позволят средства.