Я думала об этом. – Да, вообщем–то. Я не боюсь и не чувствую страха, и я всегда чувствую себя довольно хорошо, когда просыпаюсь, как будто хорошо провела время, исследуя новые места.
Он кивнул. – Ну, мне совершенно ясно, что ты поднялась над чем–то, и я восхищаюсь тобой за это.
Я наклонила голову в его сторону. – Что это? – спросила я.
Неужели он каким–то образом заметил мой шрам? Знал ли он правду? Может быть, за обедом я наклонилась не в ту сторону, и моя блузка слегка распахнулась.
Затем он улыбнулся. – Ты вышвырнула моего никчемного брата на обочину.
Не было никакой ошибки в кокетливом блеске веселья в его глазах, и я почувствовала прилив возбуждения. – Ты прав. Это должно быть мое большое достижение, – сказала я со смехом. – Теперь я понимаю!
Мы продолжали идти, и пока я размышляла над истинным смыслом своих снов, я поняла, что они начались только через шесть или восемь месяцев после моей операции по пересадке – когда я, наконец, была на пути к нормальному состоянию здоровья. Вполне логично, что я чувствую себя победителем, пока сплю.
Внезапно я почувствовала себя глупо, вообразив, что это как–то связано с моим донором. Неужели я действительно собиралась связаться с его семьей, чтобы предположить, что дух их потерянного любимого человека живет во мне, пролетая надо мной над больницей, где он умер? Они, конечно, подумали бы, что я свихнулась.
Джесси помог мне поставить коляску на травянистый холмик, и я отстегнула Эллен, чтобы она могла ковылять вокруг. Она засмеялась, когда Джесси погнался за ней. Он подхватил ее, поднял на плечи и понес к краю лагуны, где они наблюдали за утками и лебедиными лодками. Потом они снова играли в лифт.
Я осталась с пустой коляской и гадала, что ждет нас с Эллен в будущем. Вот мы и провели день с человеком, который был ее дядей по крови–человеком, которого я находила чрезвычайно привлекательным. Человек, которому я уже доверяла, что удивило меня.
Тем временем его брат, который в прошлом причинил нам с Дианой сильную и душевную боль, подал иск об опеке.
Конечно, наши разбитые сердца были ничтожны по сравнению с мыслью о потере моей дочери, которую я люблю всем сердцем. Эллен была для меня целым миром, единственной целью моего существования. Она была моим смыслом жизни, для выживания. Я не могу потерять ее. Я просто не могу.
Хотя Рик был тем, кто отдал ее мне, я ненавидела его в тот момент. Знал ли он, какую боль причинит ей, если заберет ее?
Его это волнует? Был ли он вообще способен на заботу?
По словам Джесси, скорее всего, нет.
Возможно, именно так я докажу, что я лучший родитель.