— И какие же испытания? — спросил он спустя мгновение. — Чем тебе так плохо? Тебя истязают, морят голодом?
Ей захотелось заплакать. Что, неужели не понимает?
— Вы мне запретили с друзьями общаться, а мне в одиночестве очень сложно, даже поговорить не в кем. К тому же, я участвую почти в каждой гонке на Млечной Арене… это тоже нелегко.
— Ты раньше не выражала протеста…
— Теперь выражаю, — ответила лисица поспешно. — Но не это самое сложное во всей этой ситуации…
— Что — самое сложное? — спросил мужчина с нажимом.
Признание
Небеса, как же лисице было страшно! Плевать на Виру, плевать на её обещания, на все её уверения. Страшно!
Но в одном лисица была полностью солидарна с Вирой: дальше так продолжаться не может. Она должна хотя бы попытаться что-то изменить.
Пересиливая собственную неуверенность, кончиком указательного пальца Марлен прикоснулась к кайме пустого бокала, что стоял перед ней на столе. Бокал прозвучал, прореагировал с её кожей.
— Вы будете вино? — спросила лисица у своего ящерра.
Повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, Доган кивнул: да, буду.
Марлен усмехнулась, и так же быстро спрятала эту улыбку. Взяла в руки бутылку, но не спешила наливать вино в его бокал. Она подошла к Догану, встала рядом с ним, и лишь тогда принялась наполнять его бокал красным напитком.
Его рука в это время слегка соприкасалась с её бедром, случайно, лишь потому, что она стояла рядом. Совершенно случайно…
Когда Марлен наклонилась, чтобы наполнить бокал — стала видна ложбинка груди.
Догану эти игры не нравились. Он отобрал у неё бутылку, схватил лисицу, и резко усадил к себе на колени.
— Что ты творишь? Играть вздумала?!
— Нет, — пропищала лисица растеряно. — Я всего лишь… романтический вечер.
— Какой еще вечер?! Ты меня от дел отрываешь! Зачем позвала?
И мысленно Доган сам же с собой поспорил: «А ты зачем пришел? Не хотел бы — не принимал бы её приглашение».
— Простите… простите… Я не хотела… простите.
Она попыталась слезть с его колен — он не позволил. Удержал, почувствовав её шевеление.
Лисица чуть ли не плакала. Она старалась, а он… снова злой, а из-за чего сердится? И не отпускает.
Как же она устала! Как горько! Как больно от этих его обвинений! Почему, зачем?
Некто голосом Виры прокричал изнутри: «Так продолжаться не может!». Голос этот звучал в её воображении, но он был так реален!
— Нехорошо мне с вами в постели! — выкрикнула. Обвинила. И сразу стушевалась: что она, пятая нога, творит!
Доган аж воздухом поперхнулся.
— Что?! Что ты несешь?!
— Вы — мой первый мужчина, и мне не с чем сравнивать. Знаю только, что с вами — плохо. А я не хочу, чтобы было непрерывно больно и унизительно. Так не должно быть! Мне обещали, что так быть не должно! Мне обещали!