Развращённые (Багирова) - страница 122

— Только что закончился допрос гонщицы, с которой ты жила в одной комнате в Штольне, — сказал Доган.

Марлен молчала.

— Гонщица под именем Медуза, знаешь такую.

— Знаю.

Это не может быть хорошо, — подумала Марлен.

— Она утверждает, что мужчина, которого я держу в Сфере и которого ты называешь братом, твой любовник.

Это, безусловно, не может быть хорошо.

Джин, Имани, правда

Для Медузы ненависть к Марлен была таким же естественным процессом, как дыхание.

Сначала это чувство было сродни легкой зависти, но чем старше Медуза становилась, тем сильнее ненавидела лисицу.

Лисица была глупа. Она защищала тех, дружба с кем не приносила никакой выгоды. Она не стремилась на Млечную Арену. Она была своевольна, но ей это своеволии почему-то сходило с рук. Она была неправильная! Но!

Рей её любил, больше, чем остальных своих учениц и, безусловно, больше, чем саму Медузу. Медузу — а она была достаточно сообразительна, чтобы это понять, — Рей терпел, не более.

На стороне Марлен были высшие гонщицы. Медуза до сих пор наливалась краской ярости, вспоминая, как ей досталось от Имани за какую-то невинную шутку над дурочкой Марлен.

Шутка это была, шутка! Но Имани взбесилась и устроила Медузе публичную порку! Унизила при всех!

Но, как ни странно, обида на Имани со временем почти стерлась. Возможно, потому, что вся её ненависть была направлена на Марлен и только на неё.

Когда Медуза узнала, что Доган Рагарра выбрал Марлен себе в любовницы — умудрилась сорвать свою кровать в общей спальне с петель в полу, и перевернуть её верх дном. Это было сделать очень нелегко, а потому все, кто стал свидетелем буйства Медузы, теперь боялись ей и слово поперек сказать. Медузе это было только на руку — меньше будут лесть на рожон, когда не надо.

Медузу душил гнев. О Марлен говорили все, кому не лень, из недогонщицы она превращалась в живую, твою ж мать, легенду!

Медуза завидовала, и была достаточно самокритична, чтобы принять этот факт. Но, понимая, что завидует, она постаралась в собственных глазах очернить Марлен, дать объяснение собственному недостойному чувству. Дала.

Лисице всё давалось легко. Она будто бы и не была частью их мира, будто и не была гонщицей. Смотрела на гонщиц, как на каких-то зверушек. Сама была гонщицей, но каждым своим движением, каждым словом показывала, что выше, лучше, красивее.

А не была! Не была ни лучше, ни красивее, еще и нарывалась постоянно на неприятности!

И все же, Медуза не могла не следить за её жизнью. И хотела бы, но не могла. Взгляд Медузы, стоило Марлен оказаться вблизи, будто прикипал к ней. Вроде бы случайно, а вроде бы и нет.