Мужчина был зависим, но наказывал за эту зависимость не только себя, но и других — тех, кто попадал под руку. Она попадала чаще всего.
Не пара! Она ему не пара, она его позор! И он ненавидел её за это, и наказывал.
Мужчина ощерился и навалился на женщину. Нахрапистым движением распахнул полупрозрачную рубашку, развел её ноги шире, заставил рукой накрыть свой вздыбленный член, а сам в это же время провел рукой по острой сладкой груди.
Он поцеловал её в губы, что делал редко, лишь когда эмоции накрывали беспощадной волной. Мужчина держался до последнего, но было что-то в её запахе, тех эмоциях, что она выражала и как она это делала. Ему хотелось любоваться ею, возможно, втайне даже от самого себя.
Он наблюдал, как она защищала тех, кого любит, и обвиняла тех, кого считала недостойными.
Как пыталась выскользнуть из его рук.
Как одевалась, как преподносила себя и собственные взгляды.
И в то же время, с какой ненавистью смотрела на него, когда его влияние на её разум понемногу остывало.
В такие моменты мужчине хотелось принудить её к самым унизительным вещам. Мужчина так и делал: наказывал за непослушание, за эти колкие презрительные взгляды, брошенные украдкой, когда женщина думала, что он не видит.
Он все видел. И наказывал… так, как хотел и умел.
— Повернись на живот, — приказал он, рукой пробираясь под её белье и требовательно лаская внутреннюю сторону бедра, с каждым движением приближаясь к «самому сладкому» месту.
Женщина не шевелилась.
Покорившись желанию плоти, он опустился ниже и поцеловал её живот.
— Ляг на спину, — повторил раздраженно, и ощутил новую волну возбуждения, вызванную одной этой фразой.
Но женщина по-прежнему не двигалась.
Он не успел задуматься о причинах её непослушания. Он даже не успел осознать, что она может (умеет!) действовать вопреки его воле.
Мужчина успел уловить её усмешку, значение которой (опять же!) не успел расшифровать. И вдруг — ощутил жжение на затылке, а затем резкую боль, что сотнями змей расползлась по всему телу.
Всё это время женщина смотрела на него, и он удивился, настолько незнакомыми были эмоции на её лице.
Мужчина ощутил, что не может пошевелиться. И испытал чувство, отдаленно напоминающее страх.
Женщина склонилась к его лицу.
— Чтоб ты сдох, ящерр! — прошипела она, а затем резко скинула его тело с кровати на теплый пол.
Он упал. Она выждала некоторое время (наслаждалась его унижением?), а затем ногой перевернула его на спину и. Она — стояла, он — лежал, впервые в жизни столь остро ощущая собственное бессилие.
— Приятно тебе, ящерр? — спросила глумливо, тоном, которого он от нее не только не слышал — не ожидал. — Приятно зависеть от чьих-то капризов?