Слышала, как он вставал ночью. Тогда не очень поняла зачем, поняла только утром, вспоминая. Когда он вставал — шорох за окном, тихий. Потом что-то ударило в стену, и сдавленный стон. И удар внизу о землю. Сигваль выглянул, махнул там кому-то. «Порядок» — ответили ему. Он кивнул. Постоял еще немного, и вернулся в кровать.
— Что там? — спросила Оливия.
— Спи, все хорошо.
Тогда это было сквозь сон… и только утром Оливия поняла, что кто-то пытался залезть в окно, а люди Сигваля его подстрелили. Кто-то пытался убить принца, а, может быть, и ее тоже. Но пугаться поздно. Он был прав, оставшись с ней на ночь.
Она спала…
И все же, проснулась, прижавшись к Сигвалю. Щекой к его плечу. Просто во сне так вышло.
Он лежит очень тихо, старательно делая вид, что спит, и она осторожно отодвигается. Он делает вид, что не замечает. Очень старательно делает вид. Потом у него чуть подрагивают уголки губ. Смеется…
— Ты не спишь! — не выдерживает Оливия.
— Ну… немного, — он ухмыляется, и только потом открывает глаза, поворачивается к ней, разглядывая ее.
Он так смотрит, что Оливия невольно начинает краснеть.
Спокойная нежность в его глазах, тепло. И что-то большее.
— Ты удивительно красивая. Особенно вот так, утром.
Он говорит это честно, от всего сердца, и все равно, что-то задевает… почти больно… Что-то ломается в ней от этих слов, от его взгляда, его голоса. Она отворачивается.
— У тебя на щеке отпечаток моей рубашки, — говорит он тихо, словно просит о чем-то.
Она зажмуривается.
Он находит под одеялом ее руку, касаясь лишь пальцами пальцев. Она замирает напряженно.
Сейчас…
Нет.
— Давай вставать, Лив, — ровно говорит он. — Позавтракаем и поедем.
Это задевает и его тоже.
Не выходит… Утреннее тепло в его глазах сменяет привычный вежливый блеск. Вдруг становится жаль…
Они собираются… завтракают, почти в тишине.
Вот только, когда он помогает ей запрыгнуть на лошадь, она даже не думает шарахаться. И он не спешит убирать руки… чуть дольше, чем это необходимо. И когда его рука, скользнув, ложится на ее запястье — в груди что-то тихо вспыхивает… искорка. Смущение.
Он отпускает. Отходит. Вскакивает на свою лошадь.
Потом едут по землям Остайна. Молча.
Выжженные поля. Это не сразу бросается в глаза, но заметив раз — не видеть уже невозможно. За лето трава поднялась, кое-где даже успели засеять по второму разу. Но видно все равно. И черные, покосившиеся стволы деревьев, без ветвей, словно столбы…
— Здесь были пожары? — осторожно спрашивает Оливия.
Сигваль бросает на нее взгляд, скрипит зубами.
— Вроде того, — говорит он. — Это ваши. Жгли, когда отступали.