Папа у меня тоже был донельзя загадочной персоной. То исчезал, то появлялся, заваливая подарками. Я воображала, что они с мамой работают в разведке. Только мама живёт под прикрытием в Америке и приехать не может. Иногда я шла по улице и думала, что наверняка возможности позволяют маме наблюдать за мной через спутник. Задирала голову наверх, улыбалась и махала рукой. Да, меня считали очень странной девочкой. Вся эта дурь вылечилась в подростковом возрасте.
Воспитывала нас большей частью бабушка. Маленькая, суетливая. Она умерла, когда мне было шестнадцать, а Дуньке двенадцать. Перед смертью сунула мне кулек с украшениями и велела не показывать отцу. Отец так и не узнал о них. Берегла на чёрный день, а потом просто потому, что это хоть что-то, оставшееся мне от семьи. После смерти бабки отец не стал появляться дома чаще. Я наше сиротство не афишировала, в принципе, нам с Дунькой было комфортно. А когда мне стукнуло восемнадцать, он пришёл, положил конверт с деньгами на стол, посмотрел на меня внимательно.
— Я выполнил свой долг. Квартира переписана на вас с Дуняшкой пополам, иногда буду пересылать деньги. Пока, дочка.
И исчез, оставив меня наедине с входящей в пубертат Дуней. Она внезапно решила, что её нужно звать Дианой, осветила волосы, начала курить и таскать лифчики, хотя груди у неё отродясь не водилось. Следующие два года я пыталась учиться в универе и отслеживать сестрицу. Она могла сесть на электричку и уехать в чужой город. Пару раз мне даже выпороть её пришлось. Все, чего я добилась — волосы она перекрасила в чёрный. А Диану сократила до Ди, впрочем, я все равно звала её Дунькой.
Забить на сестрицу не получалось — родная. К семнадцати годам она немножко поумнела, поступила в университет. Решила, что весь мир — тлен и обвесилась огромными цепями. Я решила — чем бы дитя не тешилось, лишь бы получило высшее образование. Что оно с грехом пополам и сделало. А потом, буквально на следующий день, пришла ко мне, стриженая почти под ноль и странно счастливая, учитывая, что мир-то — тлен.
— Я хочу найти себя, — сказала торжественно.
— А чем ты занималась последние восемь лет? — отмахнулась я.
— То все ерунда. Теперь я хочу в кругосветное путешествие. На год.
Я вздохнула. Во всем есть плюсы — я год буду одна в квартире. Трешка, доставшаяся нам от папы, когда Дунька была дома, походила на коммуналку, а её товарищи съедали все, что находили.
— Мне деньги нужны, — продолжила сестрица. — Половина квартиры моя. Давай продадим и поделим.
Я встала в дыбы. Дунька не желала слушать ничего. Сказала, что в таком случае продаст свою долю, и квартира станет коммуналкой в самом деле. Я пыталась отдать ей бабушкины драгоценности, но они на несколько миллионов не тянули. Так, безделицы. Квартиру продали. Я плакала. Каким бы ни было моё детство, я здесь выросла.