— Чем тебя этот пентхаус не устраивает?
Меж тем, зверь одергивает штору, и сажает меня на широкий подоконник, вклиниваясь меж разведенных в стороны бедер. Оставив мои губы, теперь он принимается за пульсирующую жилку на шее, шумно дыша и оглушая меня своим колотящимся сердцебиением.
Мужчина прикрывает свои удивительные глаза, будто погружаясь в прошлое.
Но и оставить Веронику полностью ему, я не могу. Я пойду ради ребенка на все. Ведь у меня нет другого смысла жизни. Вот пусть только он не думает, что мне это все будет в радость и я со счастливой улыбкой на лице буду раздвигать ноги для него по первому зову.
— Ну идем, посмотрим весь дом, — Зверь пытается положить свою лапу мне на талию, но я ловко отскакиваю, и все что он успевает загрести, так это пустой воздух.
Зверь не оставляет попытки взять меня за руку.
— Ну мама! Ну посмотли, какая у меня комната будет! И балкон! И лестница, как у плинцессы! И катели в саду! И голки! — Щечки Вероники раскраснелись в предвкушении игры со всем этим.
Я встаю, поправляю встрепанные волосы, одергиваю одежду. Из зеркала на меня смотрит осунувшаяся молодая женщина с огромными бирюзовыми глазами, очерченными темными кругами под ними. Болезнь свежести никому не добавляет… но краситься, румяниться для Зверя я не собираюсь.
Зверь на это лишь хмыкает, но ничего не отвечает. Молча переодевается в спортивный костюм.
— Нет, — подтверждаю я. — Завтра готова выйти на работу.
— Я могу попросить Вику задержаться и прислужить нам за ужином.
Смотрю на маячащего позади Полянского. Мы убегали впопыхах и любимые игрушки Вероники остались дома. Что ж, Артем молодец, что приобрел дочери плюшевого друга, а еще молодец, что эти дни, пока я валяюсь с небольшой, но все же температурой дома, отвозит и забирает ребенка из садика.
— Уверенна?
— Холошо, папотька! — соглашается абсолютно неконфликтная Вероника, — Ой, смотли, лесенка!!! Папа, сними меня, я хочу на лесенке полазать!
— Осмотритесь, я отойду, буду в гостиной. — профессионально улыбается риелтор.
«Выронит или нет?» — стучит в висках, ведь снова я прижата к хрупкому оконному стеклу. А вдруг сейчас оно треснет и я упаду? Точно не поймает, а я не выживу второй раз…
— Точно? — возвращается защитник взглядом ко мне.
— Отпусти! — вскрикиваю я, вытолкнув его наглый язык, что точно кляпом закрывал мои губы.
Македов едва заметно вздрагивает при контакте наших пальцев.
— Он делает вам плохо?
За окном темно, а у меня слегка побаливает голова, но в целом, я уже готова выйти завтра на работу.
Я с ужасом всматриваюсь в его потемневшие от злости глаза. Боюсь его физических действий, расправы… Но он поступает иначе.