Но Москва была там, вдали, в ночи. А прямо подо мной был лес.
Мы со Стасиком вскрыли тюки. В них оказались короткие юбки. Их был миллион. Нам так показалось. Вернее, нам показалось, что их было даже больше. Юбок было столько, как будто домой я привез не Зяму Гиппиус, а главную цыганку страны.
- Браво!
- Ну это вообще хуйня – что в этом трудного? – удивился я.
- Видите ли, - начал я.
Я стал успокаивать Стасика, и сказал ему, что мы не пропадем, и что с высоты я видел московских окон негасимый свет, а значит, люди близко.
Я встал из кресла и подошел к книжным полкам.
Когда я прочитал все книги, мама стала паниковать. Я ведь на протяжении своей жизни то и дело давал ей повод думать, что все-таки у меня что-то наложилось по линии отца, мощного звездолета. Каждый раз мама хватала меня в таких случаях за руки и вела к врачу. Одному и тому же. Но он всегда выгораживал меня, и всегда продлевал маме справку, что я нормальный. Мама на какое-то время успокаивалась.
Моего самого старого друга звали Киса. Мы дружили всю жизнь. Мы ходили в один детский садик, впрочем, он в него почти не ходил, потом мы ходили с ним в одну школу, впрочем, и в школу он почти не ходил. А не ходил он никуда потому, что его оберегали от ходьбы родители.
Когда я очнулся, рядом, где-то рядом потрескивал огонь. Я очень осторожно открыл глаза. Оказалось, что я сидел в кресле, забравшись в него с ногами.
Мы со Стасиком так договорились – я изображал приемную комиссию. Тренировал Стасика.
Кокаином распятая
Дядя Эдик и море
Зачем писать такой роман
Хохоча и кидаясь снежками, Евтушенко с подружкой убежали в сторону бани. За ними поплелся и сенбернар, пугливо оглядываясь в мою сторону, потому что за моей спиной стоял Волчок, а собаки – и только собаки – могут чувствовать присутствие моих Иерофантов.
Как уже было сказано, случай в первом классе сломил Наташу. Поэтому она с пятого класса ругалась матом, одна из всех девочек в классе.
Наши лица вспыхнули, как факелы. Мы со Стасиком бросились бежать от дома проклятой старушки. Старушка вслед кричала нам, чтобы мы были неладны. И мы ими были. Глаза ничего не видели. Мы со Стасиком бились друг об друга, как молекулы кипящего борща, и падали в снег. Потом я додумался лечь лицом в снег. Сразу стало легче. Скоро глаза стали видеть. Я посоветовал и Стасику лечь лицом в снег. Он так и сделал, и долго плакал в снег.
Дальше я действовал быстро и неотвратимо, как нож разведчика. Я позвонил Стасику Усиевичу. Стасик пришел.
- Первым была я, - сказала Нина Яковлевна. – Это было сорок лет назад.