Потом мама подметала на балконе и приговаривала:
А иногда Тамерлан Давыдович кричал:
- Ах, Андрюшенька Вознесенский! – хихикнула старушка и пошла в дом.
Я видел лицо Кости в шлеме. На лице у него была радость. Как хорошо ехать вниз по улице, в большом черном шлеме. Вот что было написано на лице Кости, точнее, на лице головы Кости.
И я перестал приходить к ней. А она перестала приходить в джаз-клуб, и перестала охотиться на меня. Она пропала.
Когда был расстрелян последний патрон, Тамерлан Давыдович приставил руку к голове. На голове у него была фуражка. Он был в парадной форме. Чтобы фуражка не упала в полете, он ее пристегнул к голове специальной штукой, которая есть на фуражке, не знаю, как называется, она для таких случаев предусмотрена. Тамерлан Давыдович отдавал честь. Трудно сказать, кому. Других военных рядом не было. И страны, которой присягал, тоже не было. Ничего не было. Была только ночь над холмами соленого, как море, Комсомольского озера. Вот ей – черной ночи - и отдавал честь наш военрук.
А Максимка на руках Зямы, напротив, не боялся упасть в глазах присутствующих. И поэтому многократно давал смычку на Зяму, меня и водителя-гэбэшника. Водитель проклинал род человеческий. А я сидел и думал – почему оно такое, счастье?
- Ему на двести жизней хватит, – и добавила: Ну, мальчик, что ты хочешь взять для начала? Про Чебурашку?
Я сказал Стасику:
Я стал пить «Каберне» и думать. Я думал:
- Я с собаками спать не собираюсь, - сказал, как отрезал, Стасик. – Тем более, в снегу. Ты меня не так понял. Да, мы пойдем на север, но немного не дойдем до Арктики. Нам не нужен крайний север. Нам нужен север, но не крайний. Мы пойдем в Москву.
- Конечно, - сказал я.
- А севернее Анкары? – спросил я.
Стасик спросил меня:
И пошел.
Элла привела меня в женский туалет. Я оскорбился у дверей женского туалета, но Элла впихнула меня внутрь. Там было три кабинки. Элла повела меня в самую дальнюю кабинку. Мы там закрылись, и Элла снова достала свою фляжку с гербом СССР и коньяком. Я еще выпил, и стал такой синий, что потерял стыд.
- Боже, какой идиот! А ведь был колхоз-миллионер! Вот что один идиот может сделать с колхозом-миллионером.
Выше уже было рассказано, что вокруг меня, а также частично внутри меня, сколько себя помню, живут существа. Их семнадцать, их размеры просто чудовищны. О некоторых из них я уже рассказывал прежде – это Волчок с разными глазами, у него в душе растет лес, Этот-за-Спиной, он у меня всегда за спиной, Винтокрылый, он ровно вчетверо больше птеродактиля, Казбек, он умеет распадаться на сорок тысяч самбистов, Велогонщик, он состоит из девяти разгневанных велосипедистов. Невропатологу я рассказал и про остальных – про Буратино с киркой, про девочку со свистком, которая не боится боли, про женщину с говяжьими ногами, про всех. Про всех своих. Невропатолог едва успевал за мной записывать и почему-то очень радовался.