— Пусти меня! Я харрай! Наш тотем чёрная пантера! Пусти!
Москиты, отставшие от меня в лесу, догнали и теперь радостно набросились на кровоточащие царапины. Я передёрнулся, нужно поскорее стереть кровь, мох впитывает и быстро заживляет. Только бы не встретить никого.
— Чёртов выродок! Как ты вообще протянул тринадцать вёсен?
— Только то, что одна невинная девочка нашла тебя привлекательным, когда ты нелепо топорщился на циновке, и оставило тебе жизнь. Сейчас-то она конечно давно не улыбается. Чему радоваться, если ты в свои тринадцать лет макушкой не достаёшь ей даже до груди.
Голос воина удалялся. Увлёкшись рассуждениями, он перешёл на обычный шаг и, как я не спешил, тут же отстал. Хотел бы я так же непринуждённо передвигаться, но всё бесполезно. Оставалось лишь стиснуть зубы и бежать в том направлении.
Урчание за спиной стало громче. Плотная шерсть мазнула меня по шее. Тугое ухо пантеры скользнуло по моей щеке и я в ужасе скосил глаза — сверкнули клыки и глупый жук хрустнул у пантеры на зубах. Давящая тяжесть между лопаток исчезла, я упал к подножию дерева, а огромная чёрная кошка уселась рядом старательно вылизывая заднюю лапу. Потом словно совсем увлеклась и начала намывать передней лапой ухо и голову, раз за разом. Язык скрипел по ее шерсти, как нож по дереву.
И тут же пантера бросилась ко мне, я увидел страшные когти, длинные клыки, безумно сияющие глаза и… чудовищный рёв ударил меня в лицо запахом тухлятины. Словно кузнечик я отпрыгнул назад и вновь бегу и папоротники хлещут меня по ногам.
Но и страх отступил, заставляла двигаться лишь непокорность и надежда, что пантере просто надоест игра. С бабочками говорят, она тоже может играть часами, и иногда отпускает. Я бежал час за часом… все медленнее и медленнее. Наконец силы совсем оставили меня и я рухнул в кучу опавших листьев только с одним желанием «пусть все это прекратится».
Перед Карраури, не так стыдно за свой нелепо-низкий ломающийся голос. Воины громко смеются, но быстро привыкают, уже через пару минут перестают обращать внимания на звуки, что вырываются у меня из глотки. Это женщины могут часами хихикать на все лады, приходя специально поглазеть, потыкать пальцем.
«Она и так чует меня, а по кровавым следам я перед ней и вовсе как на ладони! Мне всего тринадцать! Мне рано умирать!»
Пошел неспешно, однако, мне всё равно пришлось за ним бежать. Ступни вязнут в рыхлой листве, папоротники хлещут исцарапанное тело. Мне постоянно приходится задирать голову, чтобы не потерять из виду его набедренную повязку — единственное яркое пятно, что вижу в парящем тумане джунглей. Унизительно, но выходит только так — Карраури выше меня чуть ли не втрое, и каждый его абсолютно бесшумный шаг, стоит моих пяти.