Через шум в ушах, как эхо, раздался смеющийся голос стрелка.
Вдруг мне еще метод пригодится против стрелка бешеного, рискованно сдавать понапрасну реквизит.
Когда к дереву прижал, вытянул из моей руки и в карман засунул. Мой до сих пор не отдал.
Послала нахала белобрысого.
— Фу-ух, умеешь успокоить, Мишень, — Стрелок выразительно выдохнул, возвращая надменность, — А то я забыл тебя в список внести, к кому хочу поприставать. Значит, и мне нельзя. Так ты ж липнешь, будто выпрашиваешь, записаться.
Слегка помахала в стороны, показывая «нет».
О споре даже не переживаю. Выиграю и так. Связываться с Алексом цирковые никогда не дадут.
И сбросила куртку вниз. Ему ведь только она была нужна. Пусть уходит, разберусь как-нибудь.
Откатываясь в сторону заорала, что есть мочи.
— И на слайм? — слабо пискнула.
— Лови, — выкрикнула ему, набрав воздуха побольше.
— Ты еще не приехал тогда. А Пушкин… эээ… замерзал, жа-а-алко стало. Ну я и согрела его твоей курточкой, позаботилась, — начала косить под девочку в бреду.
Я на белобрысого ставила, между прочим, вдвое меньше времени для поиска. Так и замерзнуть можно, пока Стрелок прозреет. Видеть все его скитания не могла, памятник и деревья заслоняли, но то что открывалось, смешило до слез.
Упс.
— Переставляй мне ноги на руки, не бойся, я поймаю, — осторожно удерживая меня, начал приподнимать еще выше.
Какое еще будущее? Мне тут хоть бы из настоящего выкарабкаться!
Попыталась настроиться на спуск, пошатнулась, и еще сильнее схватилась за Пушкина.
— Волшебник помог, — выбрала полупризнание.
Вот же дурак козлиный.
Временное перемирие снова лопнуло. С шумом и треском.
— Какая же ты умница, Дарья! Даже не ожидал от тебя такой доброты.
Еле-еле стянула куртку с плеч памятника.
— Променяли тебя, парень, — внизу кто-то и над Алексом посмеялся, но я боялась раскрыть глаза, только прислушивалась.
Цирк на гастролях, а я тут отдуваюсь.
Чем дальше Стрелок хвалил, тем страшнее становилось.
И… приземлилась в руки Стрелка, впервые радуясь, тому, что держит.
— Помню. И ты не забывай! — ответила нахалу белобрысому.
Начну ныть, тогда уж точно примет за слабачку, а мы, цирковые, не такие. Мы смелые.
Попадос!!!
— Ну все-все, успокойся, — отбросил он на время грозный настрой, при виде моего потряхивания, — Я же не знал, что так… получится. Больше никогда на памятники тебя закидывать не буду.
— Тем более не выйду, — пригнулась еще ниже, сидя на корточках за широким дубом, — Глаза раскрой! Разве я виновата, что у тебя ума найти не хватает. Ты же и гору перед собой не заметишь!
— Считай, что отлепилась, — отвернулась обиженно.