— По коням.
Антония даже не стала дожидаться отбытия Друза, потребовала немедленно отправить её в Рим, к маме. Раз уж я тебе не нужна… Друз отправил, чего ей и правда одной здесь сидеть, там мать, сёстры, езжай любимая, чмок, Лициний, возглавишь конвой. Развернулся и ушёл. Почти всю дорогу она плакала. Успокоилась только у мамы.
— … он меня больше не любит. Не знаю, что дальше делать.
То, что Луций Агенобарб не является привычным Великим Понтификом Тиберий Клавдий Нерон Старший, Принцепс римского Сената, видел отлично. Обычно, эта должность являлась синекурой, ей было принято наслаждаться и почивать на лаврах, а Агенобарб занимался явно не этим. Нет, все положенные традициями церемонии он проводил, но всё остальное время его движения были несоответствующими. Он постоянно был в каких-то разъездах, при этом, случалось, мчал куда-то галопом. Великий Понтифик? Но странного вокруг и без Агенобарба происходило много, так что в общую канву он в целом вписывался, Тиберий и сам был не обычным Принцепсом. Основное время он приводил на тибрском острове, где они сейчас и общались с глазу на глаз. Рассказ о настоящей деятельности Агенобарба его здорово удивил, Агриппа преподнёс очередной сюрприз, оказывается у нас есть секретная служба безопасности. Совершенно секретная, АБСОЛЮТНО СЕКРЕТНАЯ, два года уже, а даже он, Принцепс, НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ. Тиберий был очень удивлён, но виду не подал.
— Говоришь, только в Риме семь тысяч?
— Семь тысяч можно сразу на кресты развешивать, на них уже все доказательства собраны. Потом ещё следствие будет.
Тиберий задумался. Новость, конечно, плохая, но было бы ещё хуже о ней не знать. Иудейский бунт продолжался, как не старались, волнения перекинулись на Египет, в Александрии баррикады между греческой и иудейской сторонами, в городе то и дело пожары, Двадцать второй Дейотаров потерял целую центурию и город оставил. На очереди были Фивы и Мемфис, а теперь ещё и Рим. Дожили. Иудеи Рим отакуют. Тиберий сжал зубы. Семь тысяч просто так не арестуешь.
— Теперь не кресты, их свиньям скормят. Надо Седьмой Старейший из Аквилеи вызывать.
— Нет, Тиберий, послушай. Агриппа меня для этого и вызывал. Мы всё сделаем очень тихо, за одну ночь. Если всех правильно распредилить, то сил хватит, преторианцы, вигилы, я затребую людей у гильдий. Посчитаем, распредилим и тихонечко, за одну ночь…
Так всё и получилось.
Луций Антоний Випсаниан готовился принять свой первый в жизни бой. Его, совсем зелёного трибуна, к тому введённого в ценз раньше срока, взяли в армию префектом и назначили командовать отдельным отрядом. Правда предали ему не абы кого, а вексиляцию из двух когорт Четвёртого Македонского, "личной гвардии" его приёмного отца, Марка Агриппы, во главе с легендарным примипилом Децимом Пилатом, по прозвищу Понтиец. Тот заметил волнение молодого префекта.