Лисса молча кивнула, но в прозрачных глазах появился нехороший, очень хищный блеск.
Он оторвался от созерцания донышка стакана и поднял глаза на хозяина. Парень был совсем еще молодой и наглый, вот и теперь, усевшись напротив, неприятно скалился, демонстрируя белые и крепкие еще зубы.
— А чего я там еще не видела? — она пожала плечами, — я видела даже больше, чем ты сам.
— Сколько времени может пройти, прежде чем мы что-нибудь узнаем? — поинтересовалась она.
Кроме того, был еще один — и весьма важный — повод не показываться у Мер-даланна. Где-то неподалеку мог крутиться Дей-шан, и если бы он узнал, что Уннар жив, то наверняка бы ждал встречи. Оставаясь мертвецом, было проще добраться до ничего не подозревающего Дей-шана.
Зима усмехнулся, сплюнул на пол. Не верил, похоже.
— Мер-даланн тоже приближенный к императору человек, — усмехнулся Уннар, — и, поверь мне, женщины всегда его любили. Он тоже утонченный и изысканный, на свой манер, конечно.
По мере того, как Иллерон приближался, степь становилась все более многолюдной. Потом они вышли на широкий тракт, и уж там народу было немало: крестьяне, солдаты, вольные наемники, ремесленники… Людская река, сливаясь из крошечных ручейков, стекалась в местную клоаку. Лисса предусмотрительно замоталась по самые глаза в покрывало, и Уннар ей невольно позавидовал: патрулируя окраины, он начал забывать, что такое запах города.
— Она не наложница, Зима. Я взял ее в жены в храме Двенадцати. Ты знаешь, что бывает с теми, кто идет против воли Полночных.
— А у кого б спросить, чтобы знать наверняка? — Уннар невозмутимо пододвинул по столешнице к собеседнику полновесный серебряный кругляш, мысленно благодаря Степь за то, что не дала визарам обчистить карманы. Уннару было возвращено все, что было при нем в момент нападения Дей-шана.
— Клянусь. Двенадцатью духами полночного царства, что взял перед их ликами эту женщину в жены, — деревянным голосом ответил Уннар.
Но, раздевшись до туники, почувствовал себя почти что человеком. Потом подумал-подумал и снял тунику, стянул сапоги и остался в одних штанах. Поплескался в тазу, умылся, а потом, окончательно придя в доброе расположение духа, растянулся во весь рост на полу, вдоль кровати. Лисса покосилась задумчиво, но промолчала. Она аккуратно ела мясо, потом налила немного вина и сделала маленький глоток.
— У меня были дети, — устало возразил Уннар, — трое. Все они умерли, не пережив первый год жизни.
— Я все равно должна поговорить с ней, — прошептала она, — если ее решением будет остаться в этой вонючей дыре, то… Я не буду ее заставлять. Но мне нужно ее увидеть, понимаешь?!! Забвение, да что я с тобой разговариваю? Ведь у тебя никогда не было детей, и тебе не понять, что я чувствую!