К тому времени как я добралась до Пятигорска, переживания поблекли и поутихли, но ни ясности, ни решения так и не было. Порыв ветра принёс запах трав, пыли, и свежих чебуреков, унося с собой обрыдшие мысли. Пёс с ними, неделя на размышления только началась, а есть хотелось уже сейчас, так что я перекинула через плечо ремень синтегитары и направилась к невзрачного вида привокзальной чебуречной. В кипящем масле весело шипел пирожок с мясом, а прямо на столе перед зеваками дюжий чернобровый мужик по–старинке месил тесто прямо руками. Непривычное зрелище привлекало зевак и у чебуречной выстроилась небольшая очередь желающих вкусить винтажного угощения. Что характерно, стоящий неподалёку лоток с имитатором–автоповаром обилием клиентуры похвастаться не мог. Это внушало робкую надежду на будущее, в котором человеческий труд всё ещё востребованней машинного. А может, именно ради этой надежды еду и покупали у человека, а не у имитатора?
Я никуда особенно не спешила и просто шла по дороге, всегда забирающей вверх, и жевала ароматный чебурек. Размеренная городская жизнь шла своим чередом, успокаивая и примиряя с действительностью. До Пашиной квартиры я добралась за полтора часа и пребывала практически в нормальном расположении духа. Зато сам радушный хозяин, учуяв от меня запах чебуреков, скривился в притворном недовольстве и проворчал:
— Ну вот, отпустил дикаря без надзора, и она тут же каку в рот потянула! Кир, ну ты, как маленькая, ей–богу. Я тут, понимаешь, расстарался, ужин приготовил, а на деле надо было готовить клизму — промывание делать. Эх, туристы… — он наигранно вздохнул и покосился в сторону аптечки, словно в раздумьях — доставать эту самую клизму, или подождёт?
Я вяло, без настроения, отбрёхивалась от Пашкиных шуточек. Какая–то часть сознания, не занятая непростым решением, отметила, что за два дня моего отсутствия ходить друг стал чуть уверенней, уже не так тяжело наваливаясь на металлические опоры регенерационного аппарата. С горла регенератор уже сняли, и теперь Пашина шея сияла розовой, словно у младенца, кожей, в тон такому же участку на лице, придавая лётчику сходство с лоскутным одеялом. А вот такие же аппараты на ногах и спине врачи обещали снять не ранее чем через десять дней, а то и две недели. Не знаю, каково это — падать в вертолёте, но глядя на Пашу, понятно и ежу — лучше такое не испытывать.
Сам объект моих размышлений побурчал ещё на тему диких туристов, питающихся всякой дрянью, а потом сказал:
— Бросай своё барахло и лезем в капсулу. Санёк обещал скоро появиться — у него свободное время нарисовались.