— Иди. И скажи на ресепшене — у меня кондиционер не работает.
— Использовали.
— Тоже мне Станиславский…
— Было. А что?
— Съездила куда-то и назад с фингалом…
— Мы не можем, Маш. Он со вчерашнего вечера не выходит на связь и телефон его — вне зоны доступа.
Молчат, смотрят как-то странно.
— По-русски, дорогая, — учительским тоном отзывается Приходченко.
А я про что? Теперь посмотрим на твою рожу, гаденыш. Сдергиваю с него его маску и… прямо скажем офигеваю. Да такой степени, что ножки мои слабеют, и я опускаюсь на пол рядом с ним.
— Как выглядел?
— Евгенчик трепло-о-о… Передай ему, что у меня опять не работает кондиционер.
— А хрен знает. Мне без надобности. За это, слава те яйца, мне платить не приходится.
— Маш, ты пойми. Если мы сейчас туда сунемся со всеми нашими чудесасами, спугнем всех и концов уже точно не найдем.
— Это я, почтальон Печкин, — ворчу себе под нос я, и Приходченко уставляет на меня грозный взор.
— Могу войти?
Муж мой замирает. Смотрит прищурившись. Дьявольщина, у меня же по-прежнему на башке шлем! И щиток в нем зеркальный. Наша киношная амуниция нарочно такая. Чтобы трюк мог делать любой каскадер, и его даже гримировать не приходилось. Меня зеркальный щиток тоже вполне устраивает. Хорошо, солнце не слепит. Расстегиваю замок под подбородком и стаскиваю шлем. Теперь очередь Егора таращиться и обалдевать.
— Машка… Дура, блин! Я ведь тебя пристрелить мог!
* * *
— Тискал девку Анатолий,
На бульваре на Тверском.
Но ебать не соизволил:
Слишком мало был знаком.
— Мы, онанисты,
Ребята плечисты.
Нас не заманишь
Сиськой мясистой!
Не совратишь нас
Девственной плевой!
Кончил правой,
Работай левой!
Ладно. Не получается без слез о личном, так хоть об общественном.
— Мне надо тебя пожалеть?
— Ну и дура. Вышла б за него, горя бы не знала.
Тащит за собой в бар. Здесь уже толпа. На стуле, как на трибуне, возвышается сильно поддатый осветитель. Странная профессиональная особенность, подмеченная мной за проведенное среди киношников время: именно осветители выделяются среди прочих представителей творческих киношных профессий особой тягой к спиртному. Этот, по фамилии Царев (ударять строго на первом слоге!) — человек в киношной среде известный. Его фамилия стоит в титрах такого количества действительно неплохих фильмов, что можно только позавидовать. И при этом пьёт он страшно… А как выпьет актерствовать мужика тянет. Вот и сейчас: стоит на стуле и громогласно декламирует:
Оксана разворачивается и, так и не взглянув на меня, удаляется прочь. Ну вот, нажила себе в ее лице врага. Оно мне надо? Пытаюсь заговорить об этом с Яблонским и тут же огребаю сполна — настроение у него после стычки с Оксаной явно «не айс».