Я просто ничего не могу с собой поделать. Я просто не могу отстраниться.
Он опускает руки с рулевой колонки своего грузовика, позволяя им тяжело упасть на колени. Проводит кончиками пальцев вверх и вниз по черному тканевому шву его классических брюк, вверх и вниз по бедрам.
Зик поворачивает голову на какую-то долю дюйма, ровно настолько, чтобы наши лица оказались в нескольких дюймах друг от друга.
Его обычно суровый взгляд блуждает по моему лицу, задерживаясь на моих накрашенных губах, серые глаза смягчаются, в уголках образуются морщинки.
— Не за что, я думаю, — грохочет его бездонный голос.
Я не знаю, кто двигается первым, и клянусь, это не входило в мои намерения. Я не хотела, но внезапно мы ...
— Вайолет. — Он со вздохом произносит мое имя, и мои веки закрываются, наши губы соприкасаются. Коротко, нерешительно. Едва уловимый шепот соприкосновения шипит в промежутке между мягкой кожей его нижней губы и моей. Долгая, напряженная дрожь, которая задерживается глубоко внутри моего позвоночника, заставляя нас обоих слиться воедино.
Зик Дэниелс дрожит.
Это возбуждает.
Целомудренный поцелуй. Тот, который издаёт сладкий ... звук поцелуя.
Один, другой. И снова.
Но потом…
Наши рты открываются, и это не так целомудренно. Не так сладко. Его язык, мой язык. Нежно. Жадно. И, о боже, его руки в моих волосах, нежно лаская и дергая за шелковистые пряди, лежащие искусным светлым каскадом на моих плечах. Потирая их между кончиками пальцев.
Он изгибает свой сильный торс в талии так, что его гигантские ладони обхватывают мое лицо, нежные большие пальцы, смахивающие слезы радости с моей пылающей горячей щеки, продолжая поцелуем вытягивать прямо из меня любое чувство, которое я могла бы оставить себе. Так сладко еще не вырывалась ни одна слеза.
— Браслет — это ерунда, — шепчет он.
Мои глаза трепещут, когда я открываю их; его глаза закрыты, длинные ресницы плотно прижаты к его коже, и я понимаю, что он говорит не со мной; он бормочет это себе под нос.
— Вайолет, — выдыхает он.
Он выдыхает мое имя.
Зик… выдыхает мое имя.
Мне так хочется расцеловать его красивое, задумчивое лицо. Поцеловать его хмурые морщинки. Прижаться гладкой щекой к его грубой щетине. Я так сильно хочу, чтобы он убрал свои руки от моего лица и положил одну между моих ног, просунул её между бедер к ноющему влажному месту, которое заставляет меня хотеть стонать.
Но он этого не делает.
Его руки остаются над моём лице. Наши губы все еще слиты воедино, руки Зика двигаются от моих волос к подбородку.
Серые радужки опускаются, чтобы встретиться с ореховым, лбы прижаты друг к другу, подушечки больших пальцев медленно поглаживают уголок моего рта.