Мы вместе собираем краску, черную и ярко-желтую для него, лавандовую для меня. Зеленый лайм. Темно-пурпурный.
Мы занимаем свои места и работаем в тишине... по крайней мере следующие пятнадцать минут.
— Итак, ты хочешь рассказать мне о них?
— О ком?
— О своих родителях. Какими они были?
Я откидываюсь на спинку неудобного деревянного стула, помедлив с кистью в воздухе, с кончика которой капает лаванда.
— Насколько я помню, они были веселыми. Мой папа был застенчивым и большим книжным червем, а мама была такой красивой, сказочной... — я сглатываю. — Она была блондинкой.
Зик кивает, смачивая кисточку в кувшине с водой. Вытирает насухо бумажным полотенцем.
— Во всяком случае, они были молоды, когда родилась я, но по-настоящему любили друг друга. Они познакомились в юридической библиотеке, где работал мой отец, только что из колледжа. Он хотел стать адвокатом. — Я продолжаю рисовать кружку, сосредоточившись на изогнутых листьях, которые делаю вокруг ручки. — Моя мама была еще студенткой, но она посещала только один или два курса, потому что я родилась вскоре после того, как они поженились. Тетя сказала, что она хотела стать учительницей.
— Я... — начинает Зик. — Держу пари, она была бы хорошим учителем, как и ты.
— Я не собираюсь быть учителем. Я буду социальным работником.
— Я знаю, но ты любишь детей. Ты должно быть унаследовала это от нее.
— Наверное. — Я не знаю, как начать следующую часть, поэтому просто выпаливаю: — А как насчет твоих родителей, Зик? Ты почти не упоминаешь о своей семье.
Его кисть тоже останавливается, но он не поднимает глаз.
— Рассказывать особо нечего. Я всегда был второстепенным.
— Что это значит?
Его холодные серые глаза смотрят в мои.
— Это значит, что им на меня насрать.
— Как такое может быть? — Я шепчу, когда праздничная и жизнерадостная музыка бьет через звуковую систему над нами. Она громкая, но я знаю, что он меня услышал. Я знаю, что он обдумывает этот вопрос.
— Они эгоисты, вот и все.
— Где они?
— Они путешествуют. Не знаю, Вайолет. Они не говорят мне, куда едут. — Он тычет кистью по кружке.
— У тебя есть братья или сестры?
Тычет, тычет, тычет.
— Нет. Только я.
— Я уже говорила, что я единственный ребенок в семье. Иногда я думаю, как бы изменилась моя жизнь, если бы у меня была сестра. Или брат, понимаешь? Разделить это бремя. Чтобы я не была одна.
Боже, теперь я звучу как вечеринка жалости для одного человека.
— Слава богу, у меня есть друзья. — Я улыбаюсь, когда говорю это.
— Кстати, что случилось с твоими соседями по комнате?
Я поднимаю глаза.
— Что ты имеешь в виду, что случилось с моими соседями по комнате?