— Часто пьёте? — в лоб огорошила старуха, и мне захотелось сквозь землю провалиться.
Да, она старше, и возраст нужно уважать, но и меня нужно уважать тоже, я не сделала им ничего плохого. Какая разница, кто мои родители, разве им не важнее, кем являюсь я?
Первое, что бросилось в глаза, — это обилие "золота" и яркого цвета. Пёстрый персидский ковёр расцветки «павлинье перо», бордовые обои с золотистым теснением, позолоченные гобелены и рамки фотографий. Создалось впечатление, что я нахожусь не в квартире, а будуаре элитной куртизанки старого Парижа.
— Ну не будем о грустном! Давайте выпьем за знакомство, — вмешался отец, поднимая бокал.
Среди изобилия этих вычурных и непривычных для меня предметов, стало сразу жутко неуютно. Ещё этот запах… приторный аромат духов, который не могли перебить даже ароматы доносящиеся с кухни.
— А принеси нам грибочков, Боря.
— Ну почему же? По-моему, самое время. Что же ты припас для нас такого интересного, Тимурчик? — осушив второй бокал, поставила его на белоснежную скатерть, громко ударив донышком о стол.
В зале обстановка была ещё вычурнее. Мягкая мебель с массивными подлокотниками, старинный журнальный стол с резными ножками, чехословакская стенка — безумно дорогая и чрезмерно заставленная разнообразными безделушками. За стеклом сияло обилие хрустальных фужеров, вазочек, статуэток. Довершали картину тяжёлые портьеры из красного бархата и огромная люстра, состоящая будто из тысячи прозрачных капель.
Судя по её тону, чихвостили они меня и в хвост, и в гриву.
Посадив во главу стола Изольду Генриховну, остальные расселись по своим местам, отведя мне почётное место напротив бабушки.
— Ну так насколько мне известно, мать её тоже не всегда пила, в музыкальной школе работала, на хорошем счету была. Я ничего ведь не путаю? — не унималась Изольда Генриховна.
Как потом оказалось, с выводами я сильно поторопилась.
Тимур кисло улыбнулся. Если до этого у него и было в планах огорошить всех чем-то невероятным, то сейчас он явно не горел желанием вообще что-либо говорить.
— Тимоша, разливай вино. Яночка, тебе красное сухое, или белое полусладкое? — приторно улыбаясь, поинтересовалась мама.
В какой-то момент, когда градус нервозности за столом превысил все допустимые пределы, тётя Марина всё-таки решила домучить роль радушной хозяйки и, вдруг расправив плечи, широко улыбнулась:
После смерти мужа, который был старше ее на много лет, перебралась жить к сыну, несмотря на то, что имела собственную квартиру в Петербурге. Тётя Марина, желая услужить властной свекрови, делала вид, что её всё устраивает, хотя я была более чем уверена, что терпела она всё это через великую силу.