День Лукио Жикирь не задался с самого начала. Не потому, что нога все еще побаливала, и ступать на нее по-прежнему лишний раз не хотелось, а потому, что его супруга сегодня собиралась заглянуть к доктору Эристелю, чтобы наконец заплатить за его услуги. Консультация у врача стоила недорого, но мазь, которую предоставил лекарь, в эту цену не входила, отчего Матильда с самого утра пребывала в бешенстве. В вопросах денег эта женщина была непреклонна, как скала. А если дело касалось непредвиденных расходов, то в эти минуты Лукио предпочитал и вовсе держаться от нее подальше.
С самого утра Большая Ма ходила по дому, раздраженно поджав губы. Робкое «доброе утро» со стороны мужа она проигнорировала, но тарелку с завтраком швырнула на стол с такой яростью, что она проскользила по поверхности еще добрый метр. В этот миг Лукио в очередной раз проклял себя за то, что вообще согласился на женитьбу. Матильду ему присмотрел отец, считавший своего сына тюфяком, который никогда бы не нашел себе невесту самостоятельно. До брака Тили и впрямь была довольно милой, однако спустя несколько месяцев начала стремительно меняться, причем не в самую приятную сторону. В первую очередь Матильду заботили деньги, и все было бы терпимо, если бы здоровое беспокойство бедняка не превратилось в скупость и даже одержимость.
Файгин тоже несколько смутился, а затем достал из внутреннего кармана камзола письмо с печатью семьи Двельтонь.
— Тили, смилуйся, я же не нарочно, — взмолился Лукио, словно испугавшись, что жена вот-вот примется его колотить.
Матильда не сразу услышала, как кто-то зовет ее по имени. Погрузившись в собственные мысли и наслаждаясь ласковым теплом утреннего солнца, она не заметила, как к ней через улицу спешил городской стражник.
— А, Точи…, - улыбнулся Эристель. — Ты как раз вовремя. Заверни госпоже Жикирь оставшуюся еду с собой, а она как раз рассчитается с тобой за мазь.
Услышав такой ответ, Большая Ма засияла, словно начищенный медный таз, и с ликованием принялась за еду. Есть она совершенно не хотела, однако в течение всего завтрака впихнула в себя столько, что с трудом поборола приступ дурноты.
— Не нарочно? Конечно же, нарочно! Бездельник! Дармоед! Висит на шее, как камень, и не сорвешь, не выбросишь! Зачем я вообще за тебя замуж пошла? Лучшие годы жизни отдала, и кому, спрашивается? Жила бы одна припеваючи, хозяйством бы занималась. Хорошо хоть сына в подмастерье сапожнику отправила, лишний рот из дома вытолкала.