Между тем численность их отряда непрерывно росла, так как к ним со всех сторон подходили отдельные кавалерийские группы. Почти каждая из них вела с собою несчастных, попавших в их руки. Наконец они подошли к Эдинбургу.
— Наш Тайный Совет, — сказал Клеверхауз, — очевидно, чтобы подчеркнуть свой недавний страх шумными торжествами, постановил устроить нечто вроде триумфального въезда с участием нас, победителей, и наших пленных. Не будучи охотником до подобных зрелищ, я предпочитаю уклониться от своей роли и одновременно освободить вас от вашей.
Сказав это, он передал команду над полком Аллану (теперь подполковнику) и, повернув коня в переулок, въехал в город вместе с Мортоном и двумя-тремя слугами. Прибыв к себе — он обычно жил в Кэнонгейте, — Клеверхауз проводил своего пленника в небольшую комнату, напомнив ему, что в соответствии с данным словом он обязан находиться здесь неотлучно.
Проведя приблизительно четверть часа в размышлениях о превратностях последнего периода своей жизни, Мортон услышал доносившийся снизу, с улицы, оглушительный шум и подошел к окну. Звуки труб, грохот барабанов и литавр вместе с криками и воем толпы возвестили ему, что королевская кавалерия торжественно входит в город, как об этом говорил Клеверхауз. Городские власти в сопровождении стражи с алебардами встретили победителей у ворот и теперь двигались во главе общего шествия. Следом за ними пронесли две головы, надетые на длинные пики; перед каждой из этих забрызганных кровью голов несли руки изрубленных на куски страдальцев; те, кто их нес, издевательства ради, то и дело сближали их между собой в жесте мольбы или молитвы. Это были окровавленные останки двух проповедников, павших в битве у Босуэлского моста. Проследовала телега с помощником палача вместо возницы; на ней находились Мак-Брайер и еще двое пленных, очевидно, также священники. Они ехали с непокрытыми головами и были закованы в тяжелые кандалы, но смотрели на окружающих скорее с выражением торжества, чем страха или уныния. Казалось, будто они совершенно бесчувственны и к судьбе павших товарищей, о которой наглядно говорили кровавые трофеи у них перед глазами, и к предстоящей им самим казни, предвещаемой всем, что они видели.
За этими пленными, выставленными на позор и осмеяние зрителей, показался кавалерийский отряд; солдаты размахивали клинками, наполняя просторную улицу возгласами и криками, подхваченными воплями и воем беснующейся толпы, которая в любом крупном городе рада орать и неистовствовать на подобных сборищах. В хвосте, за солдатами, двигалась основная масса пленных, впереди которой находились некоторые из их вождей, подвергавшиеся всевозможным оскорблениям и издевательствам. Иные были привязаны к седлу задом наперед и ехали лицом к хвосту лошади, другие — прикованы к длинным железным брусьям, которые им самим надо было держать в руках, подобно испанским галерникам, направляющимся в тот порт, где им предстоит взойти на корабль