— Не по-казачьи это. Казаки до конца бьются — или до своего или до врагов.
— Сейчас уже не старые времена, Митрофан Петрович, да и до конца он бился. Сам он. Своей смертью Тихий Дон хотел поднять. Ты же сам его видел. Он часы на стул положил, письмо прощальное написал, а потом лёг на кровать, наган дулом к сердцу и поминай, как звали!
— Могли и подстроить.
— Как? А письмо? Заставили написать? Заставить Алексей Максимовича сделать что-то против его воли — невозможно!
— Может быть, может быть, — задумчиво сказал Богаевский, — и куда ты меня определишь в Новочеркасске?
— На гауптвахту. Под надёжную казачью охрану.
— Надёжную?
— Надёжную.
— А Назаров где?
— Расстреляли Назарова, — горестно сообщил Голубов.
— А говоришь — надёжная.
— Лучше всё равно нет. Уж такой оплошности больше не совершим. Да и не совершили. Через день после гибели Назарова, хотели красные расправиться с офицерами, что были на гауптвахте, да казаки не позволили. Поэтому я и здесь. Меня вытолкали из Новочеркасска после этого. Да и большевики сейчас в Ростове. А сагитируешь казаков — у нас своя власть будет в Новочеркасске. Тогда уж мы Подтёлкова из Ростова вытолкаем. Кровь, гад, казачью льёт, что воду. Вот посмотрите, Елизавета Дмитриевна, что сестрица моя, Оля, написала.
С этими словами он достал газетный листок и подал жене Богаевского.
Она его развернула и прочитала:
— Великому народу! Название многообещающее, — прокомментировала Елизавета Дмитриевна и продолжила:
— Подымайся, великий народ,
Остальные пойдут за тобою.
Дружной ратью пойдём мы вперёд
Только трусы не явятся к бою.
Если ярким наш будет удел,
Лихо станем над чёрною бездной.
Кто может, беспощаден и смел.
Она взовьётся к высотам надзвёздным.
В грозном рокоте слышан удар
По позорным столбам капитала.
От мерцанья зажёгся пожар,
Долгожданная радость настала.
Люди — братья, в великие дни
Есть надежда на гибель Ваала.
Цепи пали … Зажглися огни…
— Забавно. И что это?
— Вы не поняли, Елизавета Дмитриевна? Если прочитать первые буквы строчек, то получиться: ПОДТЁЛКОВ ПОДЛЕЦ.
И Голубов довольный рассмеялся.
— И это пропустили в революционной газете? — удивилась жена Богаевского.
— Да. Там не все дюже грамотные.
— И как же я тебе помогу, Николай Матвеевич? — спросил Богаевский.
— То, что ты со мной, это уже помощь.
— С тобой я как пленник или как союзник?
— А мы не будем уточнять. Пусть думают, как хотят. Нам и то и то сгодиться.
На следующий день они уже были в станице Платовской, а ещё через день Голубов ушёл к хуторам в Сальской степи в надежде на встречу с Поповым. В Платовской оставил охранять чету Богаевских десяток казаков и своего ординарца.