— Ах ты тварь! — С неожиданной силой чокнутая девица оттащила Аглаю в центр и швырнула на камень.
Аглае показалось, что она даже слышит хруст собственного черепа. Перед глазами потемнело, но она осталась в сознании. Тошнота вновь подступила к горлу. Зрение помутилось. Голос сумасшедшей как будто доносился издалека.
— А ты сильная, сучка… Никому не удавалось столько держаться…
До Аглаи доносились обрывки собственного голоса — недовольные причитания, больше подходящие для старухи. Она снова пыталась пошевелиться, но на этот раз тело окончательно отказалось ее слушаться. Перед глазами темнело, и приходилось отчаянно цепляться за сознание, чтобы видеть хоть что-то, чтобы знать, что с ней собираются сделать. Голос стал тише, превратившись в жутковатый хриплый шепот.
— Благодарю тебя за эти чары… Дарую их той, кто примет… Ныне вступает она в наш шабаш… Становится сестрой множества сестер… Ныне ей творить скверну во имя сумрака и Сатаны…
Странные слова заползали под кожу, просачивались в вены и текли в самое сердце. Аглая почувствовала, как на коже выступает испарина. Сознание медленно ускользало. Аглая еще цеплялась за него, но все больше погружалась в странную темноту.
— …Всесильный сумрак — в тебе зарождение всего… Сатана, прими в свои объятия новорожденную дочь…
Холодный ветер, пахнущий надвигающейся грозой, набросился на тело. Аглаю начала сотрясать жуткая дрожь. Она уже сама хотела потерять сознание, лишь бы не видеть, что здесь творится. Но разум отчаянно боролся. Неожиданно перед глазами что-то мелькнуло. Зрение сфокусировалось, и Аглая рассмотрела чокнутую идиотку, склонившуюся над ней. Радужки горели алым огнем, словно увеличившись в размере. Древесные наросты вокруг глаз разрослись в стороны, превратившись в причудливую маску. И красиво, и уродливо одновременно. Пепельные волосы развивались на ветру, а синева у корней стала еще ярче. Она все ниже наклонялась над Аглаей. Вдруг губ коснулось что-то холодное и шершавое, а в рот потекла жидкость. Аглая закашлялась и попыталась отстраниться. Но на ее челюсть безжалостно надавили, вливая в горло все больше. Она старалась не глотать, выплевывать странную на вкус жижу, но ничего не получалось.
— Пей… пей… Все до капельки… Пей же, мерзавка!
Аглаю трясли и больно зажимали челюсть, заставляя глотать жидкость, которая на вкус была как дождевая вода. На зубах что-то заскрипело. Пыль? Песок? Не смотря на все сопротивления, влага потекла в горло. Несколько секунд ничего не происходило, и Аглая уже успела понадеяться, что все закончилось, но неожиданно ее всю скрутило. Боль была такой силы, что она слышала треск собственных костей. Такое впечатление, ее простреливали электрическими разрядами. Аглая выгнулась на твердом камне и закричала, срывая голос. Она надеялась, что с криком выйдет и вся боль. Но нет… Внутри нее бушевал ураган. Из глаз текли слезы. Сдирая ногти, она царапала ими твердый камень, силясь облегчить собственные мучения. Кто-то безжалостно распотрошил ее нутро, раскроил кожу и теперь вытаскивал органы. Аглая полетела кубарем вниз. Обезумевший от боли мозг все еще соображал: она свалилась с каменного стола. В рот забилась грязь и земля. Кожу окатило холодными каплями. Пошел дождь, немного облегчая пожар внутри. Аглая с трудом разлепила веки. Она едва видела, но смогла разглядеть алый подол длинного платья. Ее потянули за руки. Кожи коснулось что-то холодное. Запястья оказались свободны. Двумя бесполезными плетьми руки неподвижно упали вдоль тела.