Сама на себя зла за то, что эта мысль не вызывает во мне ничего кроме какого-то неприятного чувства безысходности, но ничего не поделать. Кусочек души джина уже во мне, то есть карты сданы, а потому нужно разыгрывать то, что есть.
— Ваше Высочество! Какими судьбами в столь бедном квартале?
Громкий бас так неожиданно вырывает меня из собственных размышлений, что я подпрыгиваю на месте, бормоча что-то невразумительное, совсем не по-королевски.
— Или это ты, Лила, играешь в свою любимую игру?
Теперь я уже вздрагиваю от неприятного испуга, и наконец, разворачиваюсь к своему собеседнику. Груда мышц, облаченная в жесткую сталь, встает аккурат перед моими глазами. Чтобы разглядеть лицо, мне приходится сощуриться и сильно задрать голову. Губы сами собой расплываются в радостной улыбке, когда я взвизгиваю:
— Коэн! — и едва ли не бросаюсь к нему на шею.
За что он мне нравится, так это за то, что тут же сам начинает гоготать, сгребая меня в медвежьи объятия. Коэн, хоть и правитель степных народов, но ему чужды любые предрассудки, особенно, что касается этикета.
Я самолично видела, как он руками заталкивал себе печеные куриные ноги в рот, сидя рядом с особами королевской крови, которые, разумеется, пребывали просто в шоке.
Мне же эта непосредственность в нем очень нравилась. Варвар? Да, безусловно. Но такой открытый, простой, и на самом деле безгранично добрый к тем, кого он считал «близкими». Не знаю, входила ли я в этот круг в его понимании, но относился он ко мне с большой симпатией.
— Так и подумал, что Арабелла не стала бы таскаться по городу с таким задумчивым видом, — со смешком выдает он, очень довольный своей проницательностью.
— Ну почему же, — тяну я, — королева часто гуляет по улочкам…
— Хватая невзначай пареньков за пятые точки, — подмигивает Коэн, — Лила, я давно знаю её и все эти повадки, — ржет он, видя как я впадаю в смущение.
Даже пройденный отбор в мужском общежитии не отбил во мне воспитания, привитого заботливой пуританкой-няней. Чем я в принципе-то горжусь.
— Какими судьбами тебя занесло сюда?
— А вот давай-ка ты примешь свой настоящий облик, мы присядем где-нибудь в таверне, я тебе всё и расскажу, — отвечает он.
В принципе, идея здравая.
После недолгих поисков, мы находим компромисс, что-то среднее между откровенными притонами, которые нравятся Коэну, при виде которых я вновь заливаюсь краской, и мраморных фойе гостиниц, которые нравятся мне для чашечки кофе.
— «Усталый путник», — обреченно читает мой спутник на вывеске, — на меня хандрой веет уже от одного названия.