Вин гле Дуаз окинул нас таким взглядом — не знаю, кто решился бы пропустить эти «не обязательные» ужины.
— Слушать, как проходят ваши дни и, — продолжил он, после обласкал взглядом Сирену: — и, может быть, подсказать, что вам придумать для свидания с его Превосходством. От этих свиданий, как вы понимаете, зависит ваша дальнейшая судьба. Очередность мы с вами определим перед возвращением Таанара. Желаю вам всем хорошо подготовиться к заключительному рандеву.
Гле Дуаз, забрав с собой Тайс, оставил девушек обсуждать предстоящие свидания и неделю отдыха. Лично в моих ближайших целях было хорошо отоспаться. И, возможно, разобраться, почему так злят разговоры обо всех этих свиданиях. И планы по захвату Властелина, которые выстраивают девицы. Нас ведь заранее о них предупреждали! Но мысли, что с каждой девушкой Таанар будет вытворять примерно то же, что со мной на берегу… говорить те же слова… обжигали похлеще яда змеюки, которую он столь благородно истребил.
Тили сбежала из-за стола одной из первых. Я не стала ее догонять: во-первых, действительно безумно устала, выплеск сил, случившийся на поляне с мечом, будто забирал теперь мои собственные. Во-вторых, думаю, если бы хотела со мной поговорить, она сама подошла бы.
Едва коснувшись подушки, я моментально уснула, разрешив себе выспаться с утра, сколько организм пожелает. Строго-настрого запретила Керлис будить, хоть потоп.
Всю ночь меня преследовали такие сны, от которых приличные девушки не просто краснеют, а падают в обмороки. То Таанар ласкал своими сильными руками с загрубевшими ладонями, бесстыдно исследуя грудь, захватывая губами соски, соблазнял настойчивым бархатным шепотом: «Чего ты хочешь, Мила?»
«Тебя!» — кричала я, подаваясь вперед, изнемогая от страсти и желания. — «Я хочу тебя!»
Но Таанар, словно издеваясь, растворялся, исчезал, я распахивала глаза, бросалась к двери, из-за которой чудился довольный смех гле Дуаза и развратные женские стоны.
Не решаясь выйти, возвращалась назад, но застревала у зеркала, где видела Сирену фор Граж, бесстыдно извивающуюся в кровати. Тело лоснилось от пота, руки сжимали грудь, ноги разведены, открывая гладко выбритый лобок — что, признаться, совершенно не свойственно девственницам. Впрочем, за своим я тоже слежу, так что осуждать ее не могу.
Но вот змейка ошейника, вольно скользящая в ее исходящее соком лоно и ритмично выскальзывающая обратно, по-моему, точно не должна была бы оставить там никаких следов девственности. Сирена, плача и стоная, умоляла продолжать, однако змейка была неумолима — она дразнилась, играла с клитором почище самого умелого развратника, сжимала грудь и возвращалась на шею, словно наслаждаясь тем, как девушка елозит, пытается ласкать сама себя, но почему-то не достигает оргазма.