Главной загадкой для меня оставалось время. Сколько его прошло?
Мама утерла слезы и посмотрела на меня.
— С тобой мы поговорим утром, иди в дом.
Толик хотел прошмыгнуть за ворота со мной, но мама удержала его, дернула за руку.
Я чувствовала себя такой предательницей.
— О чем ты думал?! Толя, ты считаешь это нормальным?
— Че? — спросил Толик невозмутимо. Я обернулась, посмотрела на него.
— Иди-иди, Иудушка, — засмеялся Толик. Я, получив санкцию, побежала со всех ног.
Дома меня ждала злая Катя. Она сказала:
— Куда в грязных ботинках?!
Суперстары пришлось снять. Катя смотрела на меня зло, но старательно сдерживалась, пока я стаскивала кроссовки. Наконец, я спросила:
— Ну что?
— Нагулялась?
Я прекрасно понимала, какое слово она проглотила. Прошмандовка. Как минимум. Скорее даже что-нибудь более пикантное.
— Да, — сказала я, вздернув голову. — Нагулялась.
И, более ничего не сказав, я прошествовала в свою комнату. Долгое время ожидала одно из двух: паломничество испуганной мамы, либо раздраженную Катю с нотациями.
Ни того ни другого не случилось, и я оказалась предоставленной самой себе.
Думаю, от мамы доставалось сейчас Толику, а Катя, может быть, была слишком шокирована моим кратким и суровым ответом.
Больше всего на свете я боялась, что мама выгонит Толика.
Но в то же время вступаться за него я тоже боялась, думала, что так сделаю ему только хуже.
Мне даже льстило, что Катя думает, будто я убежала с Толиком, чтобы целоваться, или еще что-нибудь в этом роде. Может даже, чтобы заниматься с ним сексом. Что я могу быть чьей-то желанной любовницей.
Отмазка про старушек выглядела смешно, мне даже хотелось, чтобы мама думала про нас с Толиком что-то этакое.
Некоторое время я обдумывала пост в дайри, но так и не написала его.
"Мы с Т. были в аду, но там оказалось не так-то плохо".
Вот и все, что я из себя выдавила. Потом решила, что ад — не то слово. До поздней ночи я просидела, листая избранное, потом пошла помыться, лежала в ванной и мастурбировала, на этот раз думая о том, как Толик смотрел на меня, когда открыл глаза, и о том, как сильно его член натянул ткань спортивных штанов.
Еще долго я лежала и нюхала свои пальцы, размышляя о том, что, если даже боль не абсолютна, то абсолютна ли смерть?
Наверное, нет, потому что ее нельзя в полной мере почувствовать.
Когда я убедилась, что в доме достаточно тихо, то спустилась на этаж вниз, к Толику. Я боялась, что комната его окажется пуста. Но Толик лежал на кровати, изо рта у него торчала наполовину догоревшая сигарета с вечным длинным столбиком пепла. Сначала я подумала, что он спит, но потом увидела блеск его глаз.